Сиверсия

Но старик не ждал, когда его переведут. С завидным упорством он тараторил на своем витиевато-каркающем языке, все убыстряя и убыстряя темп речи, так что Найденов едва успевал переводить.

– Он говорит, что бесчеловечно лишать пожилого человека молитвы, что молитва – это основа жизни. Говорит, что Бог накажет за это нас. Говорит, что лучше бы мы его лишили пищи и воды. Он готов терпеть любые физические лишения. Говорит, что у людей с красными звездами черные души и что эти люди, мы то есть, несут горе его народу. Он говорит, что…

– Хватит! – рявкнул Гогоберидзе. – Скажи ему, что он получит возможность молиться сразу после того, как ответит на наши вопросы.

Найденов перевел.

Старик вздохнул, что-то пробубнил непонятной скороговоркой.

– Он говорит, что слишком стар, у него нет сил, чтобы спорить, – перевел Найденов и, – уже на пушту, старику: – Наши вопросы немногочисленны. Назовите место, откуда вы. Назовите ваше имя.

Старик смиренно сложил руки на груди и стал говорить.

– Он из селения Катузган, что близ города Гиришк. Зовут Маших, – переводил Найденов. – Его семья занималась разведением каракульских овец. У него был дом, был большой сад, два колодца, чтобы поить овец, и два колодца с чистой водой. Люди в его селении продавали воду. Он же позволял брать воду даром, потому что считал, что то что Бог дает даром, надо людям отдавать даром. За это убили его жену и его дочь. Потом наши вошли в Гиришк. Его селение было стерто с лица земли в боях за Гиришк. Короче, товарищ полковник, бизнес старика накрылся, а вся его семья погибла.

Найденов присел на корточки перед стариком. Он смотрел в его грязное, обветренное лицо, в его испуганные глаза с нескрываемым чувством сострадания.

– Как ты здесь-то оказался? – спросил он старика как можно мягче.

Старик закивал, опять залопотал витиеватой скороговоркой. Гогоберидзе почесал затылок.

– Как ты только эту хрень разбираешь? По мне все одно – набор звуков. Черти безъязыкие!

– Он говорит, что мусульманин-суннит. Здесь, недалеко, религиозная община, куда собираются такие, как он, бездомные.

– А в окрестностях аэродрома что делал этот «суннит»? – с издевкой спросил Гогоберидзе. – Ты только про аэродром не переводи.

– Само собой.

Старший лейтенант Найденов перевел:

– Почтеннейший, что вы делали в окрестностях нашей общины?

Услышав перевод, старик замахал руками, что-то оживленно заговорил.

– Чего это он заволновался? – спросил Гогоберидзе.

– Он говорит, что за ним гнались вооруженные люди. Кто, не знает. Он бежал от них, прятался. Потом сбился с дороги. Потом наш патруль его задержал. Еще он говорит, что никогда не воевал и осуждает войну, что люди должны выращивать хлеб и виноград, разводить овец и молиться. Его отношение к войне… – Найденов запнулся. – Тут, вероятно, употребляется какая-то анаграмма. Как это точнее перевести? Его отношение к войне аристофано-лисистратское…