Она не ответила.
– Даже если это подачка, все равно спасибо.
– Саша, ты сторонишься меня. Мне это не нравится.
– Я сам себе не нравлюсь. Вот ужас-то… – очень тихо, точно рассуждая сам с собой, сказал Хабаров. – Я ощущаю себя соломенной собакой.
– Какой собакой?
– Соломенной собакой. Есть у китайцев такая кукла собаки, сделанная из соломы. Употребляется для жертвоприношений. Когда кончается обряд, ее бросают и топчут ногами. Представляют, что в собаке все их грехи.
– Весело.
– Н-да… По сути.
Алина склонилась, чтобы поцеловать. Хабаров остановил.
– Уже поздно. Пока еще один тигр не объявился, идем спать. Я буду спать на печи, ты на кровати. Или наоборот?
Он поднялся, протянул ей руку.
– Саша, что во мне не так?
Они стояли друг напротив друга. В темноте лица были едва различимы. Но даже сейчас Хабаров чувствовал: ее взгляд метал молнии.
– Я хуже тех, с которыми ты спал?! Или ты все еще не можешь мне простить прошлого?!
Хабаров улыбнулся, потеплее запахнул на Алине куртку.
– Ты не та женщина, с которой я хотел бы провести шальную ночь, и с нее начинать я не стану.
Он заставил Алину посмотреть в глаза, потом медленно склонился и поцеловал ее в губы, нежно и бережно.
Спустя два дня хмурым пасмурным утром Алину разбудил Митрич. Хабарова она догнала уже у опушки.
– Так и уйдешь?
Он растерянно улыбнулся.