— Стало быть, так, Виктор Мефодьич. — Он ткнул председателю сельсовета в грудь длинным и холеным, словно револьверное дуло, пальцем. — Беги в правление, звони в отдел. Объясни от моего имени ситуацию. Пусть ускорят прибытие группы.
Замаявшийся от бессилия и теперь обрадовавшийся возможности подчиниться другому, более ответственному и знающему, увесистый Виктор Мефодьич, перепрыгивая через лужицы, припустил к задней двери правления.
— Ставлю задачу. Танков, обойдешь дворами, заляжешь с той стороны дома. Теперь ты, зубоскал. Кременчук, да? Поглядим, на что ты годен. Твоя задача…
Выстрел, короткий, с мерно угасающим эхом, прервал диспозицию.
— Подходи, лярвы! Чего затихли?! — Голос был надсадный, неуправляемый. — Выводи курву на площадь! Галка! Подлая! Выходи под винтарь, а то щас щучат твоих…
— Папочка, не надо! — долетел из глубины дома отчаянный мальчишеский голос.
— Не надо, родименький! — заревел и голосок потоньше.
— Убьет! Убьет, зверь! — так же истошно навстречу голосам детей закричала Будакова. — Убьет! Люди! Люди! Погань!
Она упала на землю и, катаясь по ней, выкрикивала, выплескивала, вжимаясь ртом в траву, изощренные угрозы и ругательства.
Новый выстрел отщепил кусок бревна на венце дома.
— Милиция, сделайте что-нибудь. Убьет ведь детишков-то! — не выдержала одна из женщин. Напряглись в готовности заголосить и другие.
— Чего они сделают? — обозлился подбежавший на выстрелы Захаров. — Чего они втроем-то? Утихните! Не до вас.
Он обтер лоб, сказал тихо:
— Не дозвонился, занято там. — Взял за рукав Велина, сказал, поглаживая — Товарищ, родненький, надо чего-то решать. Нельзя ж так. Детишки ведь.
— Вот-вот наши прибудут. — Велин посмотрел на часы. — Вот-вот должны. Игнатьев! Связался ты, наконец?
— Так говорил же…
— Связывайся, мать твою! Связывайся без конца!
Танкова что-то толкнуло. Он аккуратно обогнул председателя сельского совета, дошел до угла дома и, не остановившись, вышел на площадь.
— Господи! — взвизгнул кто-то.
Велин и Захаров, равно ошеломленные, одновременно подняли руки, призывая к тишине.