— А там у вас что? — указал он на закрытую дверь.
Женщина ее открыла.
За дверью оказалась кладовка. Пустая. Только в углу лежала стопка сложенных пустых мешков.
— Значит, самогон вы не варите, — сказал Осипов без всякого намека на вопрос, продолжая оглядывать кладовку. Несколько овсяных зерен на полу не ускользнули от его внимания.
Женщина промолчала.
— А хозяина-то чего, нету? — посмотрел он на женщину.
Она едва заметно отрицательно мотнула головой.
— А где он?
Женщина, опять-таки молча, неопределенно пожала плечами. Похоже, что разговаривать у нее не было желания.
— А чем он занимается? — продолжал допытываться Осипов.
Она продолжала молчать. Коля посмотрел ей в глаза и увидел абсолютное безразличие. Ее унылый взгляд совершенно ничего не выражал, словно все, что происходило в доме, а тем более вне его, этой женщины никак не касалось.
— А ты что все время молчишь? — спросил Коля с раздражением и уже на «ты». — Немая, что ли?
В ответ она лишь сморгнула.
— Да что ж это такое? — с усмешкой обернулся Осипов к Георгию. — На этой улице, похоже, одни убогие и проживают…
В комнатке вдруг громко заголосил грудной ребенок, но женщина даже не двинулась с места.
— Ты что, не слышишь? У тебя дите плачет! — удивленно посмотрел на нее Осипов.
Мария прошла в комнату, и через минуту плач затих. Затем вернулась и безучастно встала у двери.
— А хозяин… — спросил Коля без интереса, — он когда придет?
Она в ответ покачала головой: не знаю, мол.
— М-да-а-а, — криво ухмыляясь, протянул Осипов, обращаясь к Жоре, — похоже, нам тут больше делать нечего. Пошли дальше, что ли?