— У него, — Ищенко улыбнулась. — Вы тоже знаете?
Что мне было отвечать? Теперь-то я понял, почему хитрый старик просил вызвать в качестве свидетеля своего соседа. Запугать. И почему тот так боялся на допросе. Ну и жох этот Савелий Фомич! И подъехал как: чаек с мятой, сочувствие, лекарствами народными соблазнял… Это ж надо: из ничего пытался создать себе положение! Разносил повестки…
— Мои смеялись, — продолжала старший лейтенант.
«Мои» — это у кого она останавливалась. — Он в жизни в поле не выходил. То почтальоном, то банщиком, то сторожем… Все удивляются, за что ему дирекция премию выдала…
Короче, окрутил меня Савелий Фомич вокруг пальца.
— А вы хоть Линёву рассказали про Клаву Шамоту? — спросил я.
— А это он мне сам рассказал.
Я дал себе слово, если опять надо будет ехать в Крылатое, от услуг сторожа отказаться насовсем…
Через две недели — Новый год. Московские магазины принарядились. Везде-ёлочки, от крохотных, сантиметров десять — пятнадцать, до больших, во всю вышину зеркальных витрин, украшенные ватным снегом, завесой переливающегося дождя. Ёлки были большей частью искусственные, по до того увешаны стеклянными шарами, бусами, фигурками зверей, что в сверкающей мишуре и впрямь походили на настоящие… На меня особое впечатление производили деревца целиком из блестящей фольги. Казалось, притронься к ним, и они зашелестят, зазвенят. Я знал, что не принято уже восторгаться поделками нашего супериндустриального века, что ёлка из— лесу ценится куда выше, по ничего с собой поделать не мог. Видимо, из жизни в Скопиие, где все всегда было только натуральным, всамделишным, вынес тайную мечту о городских игрушках, которых у меня не было. Мои сверстники, дети военных и послевоенных лет, помнят ёлочные украшения, сделанные своими руками. Бумажные фонарики, хлопушки. И цепи. Бумагу для них мы тоже красили сами.
По-моему, никакой другой город так не украшается к новогоднему празднику, как Москва. Этот праздник, мой самый любимый, в столице я чаще всего проводил скучно и впопыхах. В Москве я находился к отчему дому ближе, чем когда бы то ни было, но ни разу не выбрался на Новый год в Скопин, хотя мечтал об этом ещё с первого курса консерватории. Удалось бы уговорить Надю поехать туда, посидеть за столом с моими родителями, братом, наесться до отвала пирогов и солений, на которые горазда мать, а потом, когда уже пройдёт торжественный час и впереди снова забрезжит триста шестьдесят пять дней и будет спокойно и весело от этого, выйти на снежную улицу, пройтись вдоль домов, не засыпающих в эту ночь до утра, и счастливо поздравлять соседей, которые обязательно высьшят посмотреть на звёздное небо. А то ещё лучше-задней калиткой выкатиться прямо в овраг и промчаться на санках до далёкого дна так ухарски, чтобы выскочить на середину противоположного склона.
Интересно, катаются ли ещё там в новогоднюю ночь мои земляки? Я бы обязательно вспомнил свою молодость…
О поездке с Надей в Скопин я подумал, когда она заговорила о том, что Новый год не хочет проводить одна.
И вообще — прекрасный повод свести её с моими родителями. Все равно это надо сделать, рано или поздно. Конечно, лучше всего в Новый год.
Я хотел сказать ей об этом при нашем первом разговоре сразу по приезде в Москву, но случай оказался совсем неподходящим.
Мой модельер-конструктор едва добрался до телефона:
— Игорь, дорогой, у нас дома настоящий лазарет.
Гриппуем все.
Голос у неё был простуженный. Надя кашляла и говорила с французским прононсом. Заводить речь о поездке в Скопин, о новогоднем катании на санках и вообще о снежных развлечениях было бы издёвкой.
— Давно у вас домашний госпиталь?
— Я уже забыла. Сначала мама, потом Кешка. Теперь я, а мама ещё не встала. Ужас.
ebooksa