— Вы уже давали показания. И не раз. Я их читал.
Не будем перемалывать известное. — Залесскии согласно кивнул. — Вот что я хочу спросить. Как вы с Аней писали так называемое предсмертное письмо?
— То есть… Простите, я не понял… — вскинул он на меня удивлённый взгляд.
— Что тут непонятного: я спрашиваю, как вы писали с Аней так называемое предсмертное письмо: сначала сами набросали и она переписала или диктовали?
— Ну… Что… что вы такое? Я не… — от неожиданности он чуть ли не заикался. — Это же её письмо перед смертью!
При чем здесь я? Потому и предсмертное, что пишет человек, который объясняет причину и так далее-.
Я молчал. Ждал, пока он выговорится. Залесскии остановился. И, видя, что я продолжаю молчать, добавил:
— Товарищ следователь, вы говорите такое, простите, что в голове не укладывается,
— Вы хорошо помните это письмо?
— В общих чертах. Его взял следователь, чтобы приобщить к делу…
— Это был второй вариант?
Залесекий посмотрел на меня с испугом, и, приложив красивую кисть руки к груди, страдальчески произнёс:
— Товарищ следователь, ну откуда мне знать, сколько вариантов написала Аня?
— Хотите, я вам напомню начало первого варианта?
— Может, вы действительно обнаружили что-нибудь… Но когда я утром, придя от Коломойцева, застал дома эту страшную картину, на столе было одно письма… — Он дрожащей рукой провёл по лбу.
— Я вам все-таки прочту. Слушайте. «Мой любимый!
Я любила тебя так, как никого никогда не любила. Полюбила со дня нашей первой встречи. Но ты раскрылся не сразу. Тогда я не понимала, что тебе для этого нужно время, и сомневалась в тебе, потому что ты говорил, правда шутя, что не женишься на мне…» Этот вариант вам не понравился…
— Почему мне?! —воскликнул он.
Мне показалось, Залесскии сразу же понял: у. меня есть какая-то важная улика и последним восклицанием он себя выдал.
— Возможно, вам обоим, — произнёс я миролюбиво. — Но по-моему, вам. Литературой занимаетесь вы…