— Что следователь подумает, будто я склонил её к самоубийству… Между прочим, то, что вы читали, это второй вариант. Первый написала сама Аня. Получилось нескладно, невразумительно, хотя, как я потом анализировал, искренне. Я до сих пор не знаю, было у неё с Ильиным чтонибудь серьёзное или нет. Ход, задуманный нами против него, возможно, подсознательно, был продиктован действительным чувством её вины. Скажу откровеннее: после её смерти я считал, что она была беременна не от меня, а от него… Вы читали «Аварию» Дюренматта?
— Да. И видел фильм по телевизору.
— Вспомните, там тоже началось с игры. А чем кончилось? Человек повесился. Кстати, в фильме другой конец, не знаю, зачем только… И вот я прихожу от Коломойцева утром… Аня… Письмо… Поверил бы мне следователь?
Тут уж надо было думать о Сергее. О нем я и вспомнил в первую очередь. Представьте моё положение. Я ведь знаю Уголовный кодекс.
Залесский вынул чистый, выглаженный и сложенный квадратиком носовой платок, вытер лоб и дрожащие руки.
— Прочтите, пожалуйста, протокол и распишитесь, — сказал я.
Залесский читал протокол внимательно, держа в руке красивую иностранную авторучку.
Правду он сказал или солгал? Версия его выглядела вполне правдоподобно. Сочинить её экспромтом… Впрочем, у него для этого было достаточно много времени. Выросший в семье известного адвоката, человек, по всему, любознательный, Залесский мог догадаться, что визит Ищенко, новое расследование — вс„ это неспроста.
— Но ведь я сам рассказал вам о письме! — оторвался Залесский от протокола.
— После предъявления вам заключения экспертизы, — сказал я.
Залесский вяло пожал плечами: мол, если вы настаиваете, мелочиться не буду.
Он расписался где полагается, вернул протокол, вопросительно посмотрел на меня. Я намеренно медлил. Залесский не выдержал, спросил:
— Я могу идти?
— Нет. Мы закончили с одним вопросом. Перейдём к другому.
Он молча кивнул. Снова полез за платком в левый карман джинсов, забыв, что от волнения положил его в правый.
— Вот ещё одно заключение. Ознакомьтесь.
Я дал ему заключение Яшина, судмедэксперта, проводившего эксгумацию трупа Залесской.
Говорят-опрокинутое лицо. Вот такое было сейчас у Залесского. Это — как смотреть на жуткое зрелище, не в силах оторваться от него, но и не в силах больше видеть…
Он страдал. Но от чего? Если убил он-воспоминание о содеянном? А если не он — ведь это его жена…
Кончив читать, Залесский глухо произнёс: