— Не знаю, не знаю, о чем вы… — Залесскии не мог справиться со своими руками, со своими глазами.
Он был ошеломлён. Конечно, для него это — мистика.
Потому что набросок первого варианта, разумеется, уничтожили. Я был почти наверняка уверен, что мысли Залесского заняты тем, как я узнал о первом варианте. Он мучительно вспоминал, что с ним сделал…
— Так ответьте все-таки на мой вопрос, — настаивал я.
— То, что вы прочли, филькина грамота… — Залесскии начинал кипятиться. — Откуда вы это взяли, неизвестно. Так можно придумать бог знает что…
— Я вам потом скажу, откуда мне стал известен этот текст, — сдержанно остановил я его тираду.
— Где и что вы нашли, меня не касается, — сказал он, все более смелея.
— Так вы будете отвечать или нет?
— Не буду… Абсурд!
— Хорошо. А для чего писалось это письмо?
Залесскии возмущённо произнёс:
— Я же вам русским языком…
— Ладно, — оборвал я его, — Не будем тратить время попусту. Ознакомьтесь, пожалуйста…
Я протянул ему заключение Тихомировой. Залесскии, положив руку с документом на колено, углубился в чтение.
Листы мелко дрожали. Было видно, что он возвращается к прочитанному, читает и снова возвращается. Тянул время? Не знаю. В его состоянии трудно сразу воспринять такой сложный текст с научными выкладками. Лицо Залесского покрылось красными пятнами. На последней странице он остановил своё внимание надолго. Думает. Лихорадочно ищет, что ответить.
— Что скажете? — спросил я, не дожидаясь, когда он отдаст мне заключение.
Залесскии положил бумаги на стол, закрыл лицо рукой.
— Валерий Георгиевич, — сказал я доверительным тоном, — вы человек здравомыслящий. Сопоставьте два факта:
вы вместе с Аней пишете это письмо, потом вашей жены не стало. Какой напрашивается вывод?
Он встрепенулся и, отодвигая от себя воздух обеими руками с растопыренными пальцами, испуганно проговорил: