Следователь по особо важным делам

22
18
20
22
24
26
28
30

— Это ужасно! Стае писал мне, что ходят слухи… Но я не мог поверить в это!

Красивый лоб его побелел, как-то сразу обозначились глазницы, зрачки неестественно расширились. Мне показалось, что он близок к обмороку.

— Я всю ночь был у Коломойцева… Стае подтвердит, тётя Дуня… Матюшина… Товарищ следователь, чесчное слово, я не отлучался ни на минуту. Утром я пришёл домой, она уже была неживая, — заговорил он лихорадочно. И мне врезалось в сознание слово «неживая». Он, видимо, боялся сказать «мёртвая». — Клянусь сыном, — продолжал Залесский истерично, — я не убивал. До сих пор, вот до этой минуты, был уверен, что она покончила с собой… Думал, все это сплетни…

Я испугался за него. Мне вдруг показалось, что Залесский сейчас сползёт со стула, распластается на полу, потому что он стал говорить все тише, тише, его голос перешёл в бормотание, сквозь которое я различал лишь отдельные слова: «…за что… бедная Аня… злой рок…»

— Валерий Георгиевич, — сказал я твёрдо, — выпейте воды.

Он машинально взял стакан и, когда пил, залил водой свитер и джинсы. Да, натура не из сильных. В довершение всего он, неловко, ставя стакан на место, уронил его, и тот разбился. Залесский бросился собирать осколки. Я тоже принялся помогать ему, отобрал (именно отобрал, а не взял) остатки стакана и кинул в корзину для бумаг.

— Простите, ради бога, — сказал Залесский. — Прямо как обухом по голове… Аня до сих пор часто снится мне…

Такая красивая, тёплая… Вам, конечно, этого не понять.

Он притих, отрешённо глядя в окно.

Меня кольнуло слово «тёплая». Очень понятное, человеческое слово. И мне вспомнилось, что он приезжал в Крылатое поставить памятник. Может быть, внутренний его мир, который я представляю себе, мало чем похож на настоящий? Кто-то сказал, что человек может быть и великим и ничтожным…

Жалость сдавила мне грудь. И тут же возникла досада на самого себя: расслабился.

— Продолжим, — сказал я. Залесскии печально кивнул. — Как вы думаете, кто мог убить вашу жену?

— Не знаю… Не могу себе даже представить кто…

— Когда вы написали письмо, куда вы его дели?

— Кажется, в тумбочке валялось… Знаете, решиться на такой шантаж…

— Кто-нибудь помимо вас с Аней знал о существовании письма?

— Нет, — подумав, ответил Залесскии.

— Коломойцеву не говорили о нем?

— Нет.

— А Ципову?