Однако. Вот тебе и нянька, зацикленная на своих неприятностях, одежде с чужого плеча и своей несчастливой жизни.
– Может быть, вы заметили еще какие-то странности? – осторожно спросил Опалин.
– Да я мало с ним дела имела. Мне показалось, что Даше не нравится, когда я с ним говорю. Ей же за сорок было, а я в два раза моложе. Ну я и старалась с ним не пересекаться, чтобы ее не волновать. Она, по-моему, думала, что у него намерения серьезные. Прежний-то муж ее бил смертным боем и пил, пока не умер. А Пермяков на пьяницу не походил и вообще производил положительное впечатление…
– Сколько ему лет?
– Послушайте, ну я его документы не видела… Где-то сорок, наверное.
– Рост?
– Обычный.
– Телосложение?
– В смысле, худой или толстый? Ну поджарый такой. Волосы темные, усы. Глаза тоже темные.
– Черные или карие?
– Карие.
– А что насчет особых примет? Шрамы, родинки…
Варя задумалась.
– Шрамы на теле считаются? У него остался шрам после операции аппендицита. – И, предваряя вопрос Опалина: – То есть мне Даша говорила, что у него такой шрам…
– А Даша не упоминала, старый шрам или свежий?
– Послушайте, ну я не расспрашивала ее о таких подробностях…
Для себя Опалин записал на листке список примет человека, называющего себя Федором Пермяковым. Бывший военный, лет сорока, брюнет, с усами – ну, их он может и сбрить, шрам после аппендицита… Так себе особая примета, прямо скажем, хотя в 30-е годы операция аппендицита проводилась гораздо реже, чем в наши дни.
– Вам было известно, что в доме хранятся материальные ценности? – спросил Опалин.
– Я как-то об этом не думала, – сказала Варя, пожимая плечами. – Так-то Елистратовы над каждой копейкой тряслись и нам с Дашей не переплачивали. Но для себя, конечно, они ничего не жалели.
– Вы знали о тайниках в стене?