Парк Горького

22
18
20
22
24
26
28
30

Однако. Вот тебе и нянька, зацикленная на своих неприятностях, одежде с чужого плеча и своей несчастливой жизни.

– Может быть, вы заметили еще какие-то странности? – осторожно спросил Опалин.

– Да я мало с ним дела имела. Мне показалось, что Даше не нравится, когда я с ним говорю. Ей же за сорок было, а я в два раза моложе. Ну я и старалась с ним не пересекаться, чтобы ее не волновать. Она, по-моему, думала, что у него намерения серьезные. Прежний-то муж ее бил смертным боем и пил, пока не умер. А Пермяков на пьяницу не походил и вообще производил положительное впечатление…

– Сколько ему лет?

– Послушайте, ну я его документы не видела… Где-то сорок, наверное.

– Рост?

– Обычный.

– Телосложение?

– В смысле, худой или толстый? Ну поджарый такой. Волосы темные, усы. Глаза тоже темные.

– Черные или карие?

– Карие.

– А что насчет особых примет? Шрамы, родинки…

Варя задумалась.

– Шрамы на теле считаются? У него остался шрам после операции аппендицита. – И, предваряя вопрос Опалина: – То есть мне Даша говорила, что у него такой шрам…

– А Даша не упоминала, старый шрам или свежий?

– Послушайте, ну я не расспрашивала ее о таких подробностях…

Для себя Опалин записал на листке список примет человека, называющего себя Федором Пермяковым. Бывший военный, лет сорока, брюнет, с усами – ну, их он может и сбрить, шрам после аппендицита… Так себе особая примета, прямо скажем, хотя в 30-е годы операция аппендицита проводилась гораздо реже, чем в наши дни.

– Вам было известно, что в доме хранятся материальные ценности? – спросил Опалин.

– Я как-то об этом не думала, – сказала Варя, пожимая плечами. – Так-то Елистратовы над каждой копейкой тряслись и нам с Дашей не переплачивали. Но для себя, конечно, они ничего не жалели.

– Вы знали о тайниках в стене?