Я тоже хотел бы принять бой, но имел место быть недостаток информации, который я предложил заполнить за счёт пленных. А потом, по результатам допроса, примем решение. Спасённых в любом случае следует отправлять. Многие из них могут не доехать до базы. Даже живец, который санинструктор сейчас заливает в них литрами, может не спасти. На том и решили.
Уже поздно ночью на допрос привели первого пленного мура, который по показаниям других был старшим. Уже привычно привязав его к стулу, я начал раскладывать инструменты на столе перед ним. Свои действия я подробно комментировал:
— Как тебя зовут, парень? — спросил я, разрезая на части его футболку.
— Лео, — испуганно ответил тот.
— Смотри, Лео, — я показал на Бородина, — это ментат, который будет задавать вопросы и следить, чтобы ты не врал. Знаешь, кто такой ментат?
Он кивнул.
— А я, — я ткнул себе в грудь большим пальцем, — палач. Заплечных дел мастер. Моя задача в том, чтобы ты не уходил от ответа. Очень хочется сказать, что у меня нет желания делать тебе больно, но, увы, мама учила меня никогда не лгать людям. Желание такое у меня есть, очень хочется сделать, мысленно я уже снимаю с тебя кожу и выдираю зубы. Твой единственный шанс — говорить быстрее, чем двигаются мои руки.
Я зажёг газовую плитку и положил длинную отвёртку нагреваться.
— Итак, Лео, — начал Бородин, — нас интересует, когда произойдёт встреча с внешниками?
— Послезавтра, — быстро ответил он, — то есть уже завтра, около восьми.
— Как это выглядит?
— Они прилетают на вертолёте, там площадка у нас, садятся. Док им контейнеры отдаёт, потом гонит мясо, пленных то есть. Они отбирают человек десять, анализ крови делают и в вертолёт грузят. Нам патронов оставляют, спораны с горохом тоже. Еду и водку. Потом улетают.
— Марка вертолёта?
— Не знаю, иностранный какой-то, большой, больше "восьмёрки", с двумя винтами, в одном конце и в другом.
— Иностранный? А говорят они по-русски?
— Да, только у некоторых акцент непонятный, но не знаю чей, под масками слышно плохо.
— Сколько партий вы уже отправили?
Пленный замялся, чем немедленно воспользовался я и сдавил его палец пассатижами. Не расплющил, как в прошлый раз, а только сдавил, так, чтобы из-под ногтя брызнула кровь. Этого хватило. Он заорал:
— Не помню, двадцать… может, двадцать пять, я не считал.
— Тебя совесть не мучает? — участливо поинтересовался я.