– Что, – говорит, – командир, мы такие страшные, что нас надо прикрывать этими тряпочками? А если ты беспокоишься за нашу скромность, то у нас ее просто нет! Мы девки молодые, красивые и бесстыжие – любуйся на нас, сколько влезет. А захочешь позвать кого-нибудь из нас на свое ложе, так любая пойдет с тобой с удовольствием…
И ведь они пойдут на это не из карьерный побуждений, стремления к материальному достатку или (не дай то Бог) Большой Любви, а лишь только из соображений престижа и повышения личного статуса. Большая Любовь сразу сотни амазонок – это штука, несовместимая с жизнью. Они хоть и считаются до предела индивидуалистичными, но все делают сразу, проявляя индивидуальность только в способе осуществления общей цели…
С другой стороны, такое обилие голого тела в пределах видимости дает определенную закалку, и на остальных женщин реакция (сугубо половая), разумеется, снижается. Кобру я и раньше воспринимал как боевого товарища, но теперь это восприятие перешло на Птицу, Волконскую и Анастасию с обеими деммками. Хотя для последних переспать с мужчиной – это все равно что выпить стакан воды, но я давно уже не падок на такие легкие удовольствия. Пусть этим занимается кто-нибудь другой. А меня, как говорится, обязывает мое положение.
Да что я там хожу вокруг да около, смущаясь, будто курсант-первогодок, первый раз цапнувший за ляжку деревенскую девку на летних сельхозработах. Короче, я думал, что мадмуазель Волконская и на пушечный выстрел ко мне не подойдет после того случая, как я застал ее и старшую деммку голыми во время их безумного шопинга в контейнере с моднючими бабскими шмотками. Мне казалось, что такой афронт до ужаса засмущает нашу родовитую аристократку, сделав ее со мной неприступно холодной и немногословной. Ну и ладно, не очень-то и хотелось. Елизавета Дмитриевна – девушка, конечно, привлекательная, думал я, но не уникальная, а я мужчина, на баб не голодный, и если что, могу потерпеть.
И вообще, за адекватной заменой дело не станет, чувствую я это, тут и к гадалке не ходи. А поскольку я напрочь лишен педофильских наклонностей, и вид незрелой женской обнаженки, как у Агнии и ее «сестренок», вызывает у меня только отцовские или старшебратские чувства, а внизу живота при этом ничего не шевелится – то это должна быть уже достаточно зрелая девушка. Из таковых здесь и сейчас – только Кобра, Птица и Анастасия, но они все втроем для меня табу, хоть и по разным причинам, а Ефимию Колдун и Лилия еще долго будут доводить до того состояния, когда на нее можно будет смотреть без содрогания. Но, думал я, в таком водовороте событий, если что, за подходящей девушкой дело не станет.
Засмущал-то я мадмуазель Волконскую, как оказалось, засмущал, но в смысле, весьма далеком от предполагаемого – с точностью до наоборот. Эта, простите меня, тридцатилетняя девушка – чистая и неиспорченная, ну прямо ангел – возомнила себе, что я отвернулся оттого, что мне неприятен вид ее обнаженного тела – по ее мнению, постаревшего, морщинистого и оплывшего. Тело, скажу я вам, как тело, качеством довольно выше среднего – ну а пышность груди и бедер, а также чуть заметные складочки на некоторых обычно скрытых одеждой местах, придают ему только дополнительную пикантность, как и легкий пушок на интимном месте, говорящий, что женщина не пользуется им, этим местом, напропалую, размахивая направо и налево своей личной жизнью. Любоваться такой красотой можно до бесконечности, но эта дурочка возомнила себе, что она мне противна, и решилась на то, на что всякая порядочная девушка, по ее мнению, решиться была не должна.
Итак, я тихо и мирно спал, в одних трусах, прикрывшись покрывалом из бязи. Сон мой был неспокоен, потому что стрекот цикад был просто оглушительным. Кажется, эти мерзкие насекомые устроили тут свой съезд и теперь бурно обменивались мнениями по поводу нашего присутствия. Прошлой ночью было не в пример тише. Сплю я себе, сплю… на пенке, прикрывшись покрывалом; тишина в лагере, и только часовые из амазонок маячат на вершинах холмов (пока еще со своими луками и стрелами) с задачей в случае чего поднять тревогу и не более – но уже скоро им можно будет раздавать супермосинки из мира Югороссии, и тогда они точно не подведут.
Так значит, сплю я себе, сплю – и вдруг шорох, а от таких вещей я просыпаюсь просто мгновенно. Рефлексы, ептить.
Отрываю глаза – и вижу, что надо мной в лунном свете возвышается фигура в черном плаще до пят, с накинутым на голову капюшоном. Ну я, спросонья, еще ничего не успев подумать, сунул руку под пенку за «Федоровым», который в этих условиях был куда удобнее ПССа, а ногами исполнил подсечку, так что фигура в черном плаще с писком «ой, маменька» рухнула как подкошенная. Заподозрив уже неладное, я перекатился всей массой на эту горе-диверсантку, зажав ей ладонью рот и сунув под челюсть ствол пистолета. Капюшон плаща при этом свалился с ее головы, и я увидел большие, серые (ни с чьими не спутаешь) испуганные глаза мадмуазель Волконской.
– Елизавета Дмитриевна?! – удивленно спросил я, перестав зажимать ей рот и от общего идиотизма ситуации не зная, куда деть руку с пистолетом. Просто отбросить его в сторону мне не позволили мои рефлексы, а перекатиться обратно на пенку, чтобы сунуть его на место, выглядело бы как-то неуместно. Кроме того, поверх мадмуазель Волконской было очень удобно лежать, ощущая все ее приятные выпуклости и жар трепещущего тела, а к тому же, оставаясь поверх нее, я как бы контролировал все происходящее и управлял разговором. Ведь пришла же она зачем-то ко мне в таком странном наряде и в такую позднюю пору.
– Да, Сергей Сергеевич, это я, – сдавленным полушепотом пробормотала моя визитерша, прижатая тяжестью моей тушки, – вы уж или делайте свое мужское дело, или слезьте с меня, а то от вашей тяжести я уже почти не могу дышать, да и лежать прямо на земле не очень-то и приятно.
– Извините, Елизавета Дмитриевна, – пробормотал я и, обхватив даму за плечи и талию (при этом не выпуская пистолета из руки), перекатился обратно на пенку, теперь оказавшись прямо под ней.
– Вот так-то лучше, – пробормотала она, сдувая в сторону растрепавшуюся челку, – Сергей Сергеевич, скажите пожалуйста, вы каждую пришедшую к вам даму сразу без лишних разговоров валите навзничь, да еще тычете в нее пистолетом – или это только я удостоилась такой чести?
Ну тут, как говорится, туше. Уела меня княжна, уела – и даже сказать в ответ нечего. Отличился, так сказать, по полной программе. Но что-то я не слышу с ее стороны отчаянных криков, трепыхания и прочих симптомов того, что она просто шла мимо, а я, понимаешь, напал на честную девушку и чуть ее не изнасиловал. Да и одета мадмуазель несколько легкомысленно. Это черный «ведьминский» плащ с капюшоном, который сейчас накрыл нас обоих сплошным покрывалом, а под ним… я провел рукой по спине и, гм, ногам Волконской… только обтягивающее короткое платье, по длине едва прикрывающее трусы. Хотя, судя по ощущениям, трусов-то на ней как раз и нет. Приехали! Так это что получается – она шла ко мне сдаваться, а я ее так встретил?! Непорядок! Это надо как можно скорее исправлять, если это вообще в принципе возможно.
– Елизавета Дмитриевна, – краснея, пробормотал я, – все произошло так внезапно, а вы были настолько неотразимы, что я просто потерял от вас голову. Простите меня, пожалуйста, если это возможно…
Рука моя тем временем, давно засунув пистолет под пенку, будто против моей воли задрала на мадмуазель Волконской платье до пояса и принялась гладить пышные упругие полушария ее ягодиц.
– А вы наглец, Сергей Сергеевич, – с придыханием шепотом произнесла блондинка, – совершать такие действия по отношению к даме, с которой вы едва знакомы – это верх дерзости. Но вы очень милый наглец, поэтому продолжайте же, продолжайте, не останавливайтесь. Ах, мне так уютно лежать поверх вас и чувствовать как в живот мне упирается какая-то упругая палка…
Нет, она точно пришла сдаваться – но здесь, прямо посреди лагеря, для такого занятия совсем не место. Если я потерял голову от ощущения упругого женского тела в руках, совсем не похожего на худенькое тело Туллии, то это не значит, что моего запала хватит на всю программу в тех условиях, когда в любой момент может проснуться кто-то из моих товарищей. Тем более что Елизавета Дмитриевна для меня все же нечто большее, чем случайная партнерша, а для нее выставлять этот процесс на показ будет и вовсе неприемлемым. Надо подобрать какое-то более уединенное и одновременно безопасное место, потому что выходить за линию постов чревато как преждевременным разоблачением, так и риском погибнуть в зубах какого-нибудь ночного хищника прежде, чем придет помощь. Но сперва необходимо выяснить – насколько серьезно в этом отношении настроена моя дама.
– Елизавета Дмитриевна, – прошептал я, – мне кажется, что тут совсем не место заниматься такими физическими упражнениями. Не дай Бог проснется кто-то из наших товарищей…
– Наверное, вы правы, – прошептала она в ответ, – пожалуй, нам лучше пойти в мою каюту на штурмоносце, и там продолжить наш разговор…
ebooksa