– Черт! – повторила Шеннон.
– Входи, – пригласил ее Купер. – Хочешь индейки?
– Нет. И о чем я только думала, когда ворвалась сюда! – Она тряхнула головой. – Совершенно забыла о Дне благодарения.
– Ничего страшного, – сказал он, – я тоже забыл.
Забавно, как их образ жизни приводил к тому, что они легко забывали о вещах, которые определяли быт всех остальных. Именно по этой причине между ними и образовалась та связь, которая образовалась. Они оба жили сами по себе.
– Куда они уезжают? – спросила Шеннон, проследовав за ним в гостиную.
– Что?
– Натали сказала, что у нее много дел, раз они уезжают.
«Вообще-то, она сказала „мы“, а это было все равно что показать небольшой нож».
Жестокость, с которой женщины вели войну, всегда удивляла его.
– Я завтра лечу на переговоры с Эриком Эпштейном в Вайоминг. Натали и дети – со мной.
– Вот как! – сказала Шеннон.
– Так ты назвала меня фашистом, – напомнил он, плюхаясь в кресло.
Глаза ее сверкнули, и от той неловкости, что она испытала, не осталось и следа.
– Ты его похитил? Приставил пистолет к его голове? Избил?
Он встретился с ней взглядом и кивнул:
– Ага.
– Что, просто «ага»? – переспросила она самым простецким тоном. – И это все, что ты хочешь сказать, мой дорогой?
– Нет, моя милая. Ты хочешь услышать что-нибудь занятное? Вчера я был на совещании, на котором обсуждалось серьезное нарушение режима секретности. На территорию ДАР проник террорист и похитил огромный массив данных. Большинство из них об исследовательских центрах, ведущих работы в области генетики, и о биологических лабораториях на частном финансировании, полулегальных объектах, которые разрабатывают химическое оружие и создают вирусы в соответствии с требованиями заказчика. – Он наклонился вперед. – И вот я думаю: «Ух ты, а ведь террорист на камерах видеонаблюдения похож на мою подружку».
– Да что ты, Ник, меня не интересовало биологическое оружие.