Лучший мир

– Ты думаешь, ты один такой? – спросила она.

– Нет. Я знаю, что ты…

– Это по моей вине Тодд оказался здесь. Ты не забыл, что это была моя дурацкая идея? Я хотела, чтобы мы были вместе, как семья. Для детей, и еще… – Она пожала плечами. – Если бы не мои романтические мысли о нашем воссоединении, о том, что это может значить для нас: для тебя и меня, – Тодд был бы теперь в Вашингтоне. А он вместо этого лежит здесь в коме. Так что не спорь со мной.

– Натали…

– Ты не понимаешь. Никогда не понимал. Ты всегда представлял себя одиночкой, который сражается против всего мира. Ты, и только ты, должен был его спасти. – Она холодно рассмеялась. – Чем бы ты стал заниматься, если бы ситуация выправилась? Скажи-ка, Ник, мне любопытно. Что бы ты стал делать, если бы мир больше не нуждался в спасении? Стал бы играть в гольф? Стал дипломированным бухгалтером?

– Послушай, это несправедливо, – сказал он.

– Справедливость? – фыркнула она. – Я никого не любила, кроме тебя. И нам было так хорошо вместе, мы были счастливы, родили прекрасных детей. Но в какой-то момент это перестало действовать. Может, дело было в твоей работе; может, в том, что ты сверходаренный, а я – нет; может, в том, что мы слишком рано сошлись и в нас все выгорело. Несправедливо, но точно. Жизнь продолжается, ты идешь дальше. И мы пошли. В этом тоже не было ничего страшного. И тут выясняется, что Кейт – сверходаренная, мало того – анормальная первого уровня. И ее заберут от нас. Тогда ты делаешь поразительную вещь. Ты начинаешь работать под прикрытием и ради нее ставишь на карту все. Несправедливо. И то, как это кончается, тоже несправедливо. Но жизнь понемногу начинает возвращаться в норму. Может быть, даже в нечто лучшее, чем в норму. И какая-то моя часть задается вопросом: а не поторопились ли мы? Может быть, нам стоило потерпеть? И вот из-за этих мыслей, а еще потому, что я хочу, чтобы ты знал, Ник: ты не один, мы приезжаем сюда и… – Она глубоко вздохнула. – «Несправедливо». Иди ты к черту.

Ее слова были как пощечина, и он вскочил на ноги.

– Натали…

– Я понимаю, тебе больно. И еще я понимаю, что ситуация ухудшается. Но не говори со мной так. Ошибались ли мы? Конечно. Нет сомнений. Но мы сражались на стороне ангелов. Я знаю это, и ты тоже знаешь. Теперь у тебя есть выбор. Ты можешь сидеть на полу перед палатой, в которой лежит твой сын, и ждать, когда начнут падать бомбы. Или сделать последнюю попытку изменить мир к лучшему, невзирая на то что шансы невелики. Решать это тебе, Ник, только тебе самому. Никто не сможет бросить в тебя камень, что бы ты ни решил. Но только не говори мне о справедливости.

Она замолчала так же неожиданно, как начала говорить, и возникшая тишина была сродни той, что наступает после удара грома: воздух был насыщен электричеством. Купер посмотрел на нее и почувствовал боль в сердце, которая почти никак не была связана с его раной. Он пытался подобрать слова, найти ответ. С чего начать?

Наконец он сказал:

– Каузен – гений. Он знает, что его попытаются найти. Он и близко не подойдет к тем местам, где его могут искать, где у него есть собственность, где живет его семья или друзья, где находятся исследовательские лаборатории.

Натали посмотрела на него тем холодным, ровным взглядом, характер которого всегда соответствовал характеру ее мыслей, и задала вопрос:

– Так ты найдешь человека, если знаешь про него только одно: он не будет прятаться там, где его станут искать?

Он посмотрел на свои руки. Одна искалечена и терзает его болью…

«Время работает против тебя. Война может начаться в любую минуту. Возможно, доктор Каузен – единственный человек на планете, который может ее предотвратить. Его открытие может изменить все. Даже в этот отчаянный час.

Вот только он скрывается, и шансы найти его близки к нулю.

Судя по информации, которую переслал тебе Эпштейн, Каузен хотя и гений, но работал не в одиночестве. У него была команда лучших и самых ярких.

Включая и некоего протеже.