Кольцо

— Ну, это как раз немудрено. Управляют управляющие. А вот зачем ему подрабатывать официантом? Но, может быть, это лишь слухи…

— Угум, — кивнул профессор, погрузив нос в кружку. — Ох-х! — выдохнул он чуть погодя. — А пивко-то у них исключительное!

— У них своя пивоварня небольшая. Такого пива больше нигде не попробуешь. Давайте-ка сразу ещё по кружечке. — Макс помахал Перри.

Зал был не очень большой, но и тесным не казался. Сводчатый потолок поддерживался четырьмя мощными колоннами, расположенными ближе к середине зала. Колонны соединялись кольцевой стойкой, за которой крутился Перри. По углам зала располагались клумбы-горки, покрытые густыми зелёными зарослями. Из-за этого зал казался круглой пещерой. Столы разного размера были массивными как в старинных трактирах, впрочем, дерево блестело идеальной полировкой, а стулья, несмотря на кажущуюся брутальность, были вполне удобными.

Народу и впрямь было немного — едва ли ползала. Звучала какая-то ненавязчивая мелодия. Что-то изменилось с той поры, когда Макс был тут в последний раз… Через некоторое время он догадался. В воздухе не было дыма. С тех пор, как почти везде в Северно-Западном Союзе были приняты антитабачные законы, курильщиков заметно поубавилось. Сам Макс бросил это дело очень давно, лет в двадцать, хоть таким уж ярым противником курения не был. Единственное — терпеть не мог курящих женщин. Но в данном случае нельзя было не признать, что в погребке Маслина стало поизысканней и как-то даже просторней.

Он поделился этой мыслью с Рональдом. Тот кивнул, потом добавил:

— Вы, люди, ни в чём не можете избежать крайностей. Наверное, не все люди: я не говорю, например, о вас, Макс, а вообще… Не сойдясь с кем-то во взглядах, вы доходите до драки, смертоубийства, войны. Начав постигать мир, природу — стали её покорять, а в конце концов — чуть вовсе не загубили. Так же и с курением. Переняв когда-то у нас это искусство, вы превратили его в убийственную привычку. А потом, опомнившись, решили уничтожить его вообще… Конечно, дым табака сдержит вредные вещества. Против фактов не пойдешь. Но ведь кто-то из ваших мудрецов сказал: «Всё может быть и ядом, и лекарством — вопрос лишь в дозировке и своевременности». Хотя, возможно, тут вы и не виноваты. Говорят, что у людей табак вызывает зависимость. Не могу ничего сказать по этому поводу, мне трудно об этом судить.

Что касается меня, то, когда был помоложе — позволял себе трубочку в день. Когда, впрочем, было доброе зелье. Курить дрянной табак — всё равно что играть на расстроенной арфе. Ну а теперь — не каждый день, но уж вечерком в субботу, после трудов праведных… — Он кивнул головой, словно соглашаясь с самим собой, и замолчал, припав к кружке «королевского».

Откуда ни возьмись появился Маслин с разносом.

— Народу пока мало, решил сам обслужить дорогих гостей. — Он, широко улыбаясь, быстро переставил на стол тарелки с яствами, блюдо с зеленью и хлебом, приправы. — Отведайте нашей стряпни, сегодня повара особенно в ударе…

Разложив приборы, он подвинул ближе к хоббиту серебряную подставку со специями и вновь удалился.

Еда в самом деле оказалась выше всяческих похвал. Этот бесспорный факт должен был признать даже взыскательный ворчун. Опустошив тарелки, они откинулись на спинки стульев. Настроение Макса стало благодушным, тревога за ребят несколько улеглась, и даже закрадывалась мысль, что, возможно, они и зря всполошились раньше времени.

Перебрасываясь репликами с хоббитом, он разглядывал посуду на столе. Приборы были на вид старые, даже старинные, из тонкого желтоватого фарфора, с красными и золотистыми узорами. По ободку тарелок затейливой вязью было написано: «Гостиница “Приют Короля”».

— Ну, уважаемый Маслин, уважили! Как всегда, всё — высший класс! — обратился Макс к вновь приближающемуся хозяину.

Он говорил совершенно искренне, и странный их официант почти смущённо прижал руку к груди.

— Стараемся, стараемся… Ещё чего-нибудь?

— Мы пока отдохнём, пожалуй. А вот всё собирался спросить, надпись на тарелках…

— О да, это наша фамильная посуда. Раньше этот отель так назывался. Вернее, тот, что стоял на этом месте. Давно, ещё до войны. Я тех времён не застал. Но сама посуда ещё старше: ей лет сто, не меньше. Её не так много осталось, поэтому такие тарелки — только здесь, в погребке. Кстати, если уж говорить о старине, так посмотрите на эти своды. Этим камням лет триста, а то и все четыреста. Когда-то здесь были винные погреба, настоящая гномья кладка. Когда перестраивали отель, фундамент оказался настолько хорош, что его решили оставить, лишь немного усилили да расширили.

— А гостиница, значит, ваше семейное дело?

— Да. Уж не знаю, сколько лет. И прадед, и прапрадед вели здесь дела. Жалко, мы не так сильны в генеалогии, как хоббиты. Очень интересно было бы узнать, кто основал наше дело. Но раньше было попроще: есть дорога, рядом — постоялый двор. А сейчас что-то пошла эта суета: один отель, другой, пятый… Такая головная боль, Эру свидетель! Но и то сказать, это дело — наше, кровное, этого у нас не отнять, без ложной скромности. Так что всегда милости просим… Ох, прошу меня простить: кажется, леди Динглас собирается уходить, пойду провожу! — Он проворно зашагал в противоположный конец зала.