Барчестерские башни

— Конечно. И очень огорчилась. Но что я могла сделать? Я знала, что вам это будет неприятно. Но почему вы с Берти этого не предусмотрели?

— Он не виноват, и я тоже. Вы ведь знаете, как мне не хотелось ехать сюда в одной карете с этим человеком.

— Мне очень грустно, если это явилось причиной...

— Я не знаю, что тут явилось причиной! — воскликнула Элинор, опять почти со слезами.— Но это не моя вина.

— Но что же он сделал, душечка?

— Отвратительный, гнусный лицемер! Следовало бы рассказать про него епископу!

— Если вы хотите его наказать, то лучше расскажите миссис Прауди. Но что же он сделал, миссис Болд?

— Фу! — воскликнула Элинор.

— Признаюсь, он не слишком приятен,— сказала Шарлотта.

— Приятен! Такого гадкого, приторного, мерзкого человека я еще не видела! Какое право он имел так поступить со мной? Ведь я не дала ему для этого ни малейшего основания, ведь я всегда его ненавидела, хотя и заступалась за него!

— В том-то и беда, душечка. Он узнал об этом и, конечно, вообразил, будто вы в него влюблены.

Элинор было весьма горько это слышать. Ведь все ее друзья повторяли то же самое весь последний месяц, и оказались правы! Элинор в душе твердо решила никогда больше не заступаться ни за одного мужчину. Пусть бездушный и злобный свет говорит что хочет — она не станет выпрямлять кривое.

— Но что же он сделал, милочка? — спросила Шарлотта, которую это искренне заинтересовало.

— Он... он... он...

— Ну, вряд ли это было что-то уж такое ужасное? Он же не был пьян.

— Нет, был,— ответила Элинор.— Он, несомненно, был пьян.

— Я этого не заметила. Но что же он сделал, деточка?

— Мне неловко говорить об этом даже вам. Он говорил неслыханный, отвратительный вздор о религии, небесах, любви... он так противен!

— Что он говорил, догадаться нетрудно. Ну, а дальше?

— А дальше... он меня схватил...