Отец умолк, обдумывая, в какой форме сообщить о своем решении.
— Папа,— сказала Шарлотта.— Я вам еще нужна или мне можно пойти и заняться маминым чаем?
— Твой брат с тобой откровенен. Скажи мне, что он думает делать.
— Насколько мне известно — ничего.
— Ничего! Ничего, только есть, и пить, и швырять на ветер все мои деньги, какие ему удается выклянчить. Я твердо решил, Шарлотта: в этом доме он больше не будет ни есть, ни пить.
— Прекрасно. В таком случае ему лучше всего вернуться в Италию.
— Он может отправляться, куда ему угодно.
— Сказать это легко, папа. Но что это значит? Не можете же вы...
— Это значит,— сказал пребендарий, повышая голос и гневно сверкая глазами,— что я не буду больше содержать его в праздности. И это так же верно, как бог на небесах!
— О, на небесах! — сказала Шарлотта.— Что толку говорить так? Вам надо позаботиться о нем здесь, на земле. Вы не можете выгнать его из дому без гроша просить милостыню на улицах.
— Пусть просит милостыню, где хочет.
— Ему надо вернуться в Каррару. Там у него не будет почти никаких расходов. А если он попробует жить в долг, больше двухсот — трехсот паоли ему никто не даст. Но деньги на дорогу...
— Клянусь...
— Ах, папа, не клянитесь. Вы ведь знаете, что должны это сделать. Вы собирались заплатить за него двести фунтов перед свадьбой. Ему хватит и половины, чтобы устроиться в Карраре.
— Что?! Дать ему сто фунтов?
— Но ведь мы ничего точно не знаем, папа,— сказала Шарлотта, считая полезным переменить тему.— Может быть, миссис Болд приняла его предложение?
— Вздор! — ответил доктор Стэнхоуп, который заметил, что его сын даже не помог миссис Болд сесть в карету.
— В таком случае ему надо ехать в Каррару.
В эту минуту щелкнул замок входной двери, и Шарлотта чутким ухом уловила в прихожей кошачьи шаги брата. Она промолчала, считая, что Берти пока следует держаться от отца подальше, но тот также услышал щелканье замка.
— Кто это? — спросил он. Шарлотта не ответила, и он повторил; — Кто это сейчас вошел? Открой дверь! Кто это?