Домик в Оллингтоне

Кросби и его жена воротились домой в кебе, во всю дорогу они не сказали слова друг другу. Александрина ненавидела кебы, но ей положительно было объявлено, что она может позволять себе ездить только в этих экипажах, и больше ни в каких. На другое утро он сидел за завтраком пунктуально в девять часов, леди Александрина явилась в столовую после ухода его в должность. Вскоре после того она отправилась к матери и сестре, но, когда Кросби воротился домой, она уже сидела в гостиной, и, как всегда, с угрюмым видом. Сказав несколько слов, которые можно было принять за приветствие, Кросби хотел удалиться, но Александрина остановила его, выразив желание поговорить с ним.

– С удовольствием, – сказал Кросби. – Только дайте мне переодеться. Это займет не больше получаса.

– Я не задержу вас долго, ничего не значит, если обед будет подан несколькими минутами позже. Мама и Маргарита едут в Баден-Баден.

– В Баден-Баден?

– Да, и намерены пробыть там значительное время.

Последовала небольшая пауза, в течение которой Александрина нашла необходимым прочистить свой голос легким кашлем и приготовиться к дальнейшему объяснению. Она решилась сделать свое предложение, но боялась того, как будет оно принято.

– Не случилось ли чего в замке Курси? – спросил Кросби.

– Нет, то есть да, папа и мама из-за чего-то поссорились, хорошенько я не знаю. Однако это не идет к делу. Мама уезжает и намерена пробыть за границей до конца года.

– А городской дом они сдадут?

– Я полагаю, впрочем, это будет зависеть от воли папа́. Вы не встретите препятствия к моей поездке вместе с мама?

Вот вопрос, который сделала новобрачная спустя каких-нибудь десять недель после замужества! Александрина не пробыла с мужем своим в новом доме и двух месяцев, как просит позволения оставить этот дом, оставить мужа на неопределенное число месяцев, быть может, навсегда. Делая этот вопрос, она не обнаружила ни малейшего душевного волнения. Ее лицо не выражало ни печали, ни сожаления, ни надежды. Она не выказала и половины того одушевления, которое пробуждалось в ней, когда она, раза по два в неделю, просила нанять ей карету для постоянного употребления, и притом такую, которая казалась бы ее собственною. При этих случаях он отвечал ей чрезвычайно сурово, и Александрина плакала, получив положительный отказ. Теперь же на глазах ее не показалось и слезинки. Она хотела ехать, с позволения мужа, если он даст его, или же и без позволения, если он откажет в нем. Вопрос о деньгах имел тут весьма важное значение, но его должен был устроить Гезби, который устраивал все дела подобного рода.

– К поездке в Баден-Баден? – спросил Кросби. – Надолго ли?

– Ехать на короткое время было бы бесполезно.

– Но все же, Александрина, я хочу знать, надолго ли? Скажите мне откровенно. На месяц?

– Нет, больше.

– На два, на шесть или до тех пор, пока они останутся там?

– Это можно решить после, когда я буду там.

Во все это время Александрина ни разу не взглянула в лицо Кросби, который с своей стороны пронизывал ее своим взглядом.

– Вы хотите сказать, что намерены бежать от меня?

– В одном смысле – это так.