Домик в Оллингтоне

– Конечно, как нельзя более. Жаль только, что мы никогда не увидим Белл. Живя на таком расстоянии, люди никогда не видят друг друга. Это слишком близко для продолжительных визитов и слишком далеко для кратковременных. Я вам вот что скажу: мы можем с той и другой стороны доходить до полдороги и встречаться как раз на углу рощи лорда Дегеста. Прекрасно было бы устроить там скамейку, а еще бы лучше беседку. Мы приносили бы туда сандвичи и бутылку пива. В самом деле, нельзя ли устроить такие свидания?

Таким образом обе они решились оставить план переселения в Гествик и под влиянием этой идеи продолжали разговор свой за чайным столом, но в этот вечер мистрис Дель не осмелилась заговорить о предложении Имса. Между прочим, положено было не приступать к распаковке и расстановке вещей до возвращения Белл и до получения формального согласия сквайра. Мистрис Дель должна была, до некоторой степени, признать себя виновною и попросить прощения за свое упрямство.

– Знаете что, мама? Для встречи с Хопкинсом в саду мы наденем вретища и посыплем пеплом головы, и тогда он, вместо того чтобы положить на наши головы каленые угли, пришлет блюдо зеленого гороху, а Дингльс молодого фазана, только жаль, что теперь май, и фазаны еще не вывелись.

– Если вретище не примет более неприятного вида, то я не прочь.

– И потом, благодарность дяди Кристофера!

– Да, я чувствую ее заранее.

– Но все же, мама, мы дождемся Белл. Она решит вернее. Ее здесь нет, и потому она будет свободна от предубеждения. Если дядя согласится выкрасить дом, – я знаю, что он согласится, – тогда я обращусь в прах перед ним.

А все-таки мистрис Дель ничего не сказала о том, что так близко было ее сердцу. Когда Лили в шутку обвинила ее в трусости, ее мысли перешли на другой предмет, и она действительно сознавала в себе эту слабость. Почему она боится предложить совет своей дочери? Ей казалось, как будто она пренебрегла какой-то обязанностью, позволив поступку Кросби пройти без всякого замечания, без разговора между ней и Лили. Не должна ли она была убедить свою дочь, что Кросби действительно негодяй и что его следует совершенно изгнать из сердца. Лили высказала простую истину, объявив Имсу, что она была откровенна с ним, откровеннее даже, чем с матерью. Размышляя об этом в своей комнате на сон грядущий, мистрис Дель решила, что на другое же утро постарается уговорить Лили смотреть на этот предмет, как смотрела сама на него, и думать о нем, как сама думала.

За завтраком мистрис Дель не приступила к решению заданного накануне вопроса. Когда убрали чай со стола, Лили села за работу, а мистрис Дель, по обыкновению, отправилась на кухню. Было около одиннадцати, когда она пришла в комнату, где сидела Лили, но и тогда поставила только на стол рабочую шкатулку и вынула иглу.

– Желала бы я знать, как леди Джулия обходится с Белл, – сказала Лили.

– Конечно прекрасно! Я в этом уверена.

– Я знаю, леди Джулия не кусает ее, и в это время Белл, вероятно, перестала бояться высоких лакеев.

– А я и не знаю, есть ли у них высокие лакеи.

– Вы меня не поняли, мама, я говорю о принадлежностях барского дома. С первого раза они непременно будут наводить страх на всякого, кто не приготовился смотреть на них без страха. Весьма глупо, без всякого сомнения, бояться лорда, потому что он лорд, я боялась бы даже лорда Дегеста, если бы гостила в его доме.

– Хорошо, что ты не поехала.

– Я сама тоже думаю. Белл храбрее меня, и я уверена, что она в первый же день привыкнет к своему положению. Но все-таки желала бы я знать, что она там делает? Не штопают ли они старые чулки?

– Почему же и не так?

– Я полагаю, что в больших домах все поношенные вещи не чинят, а просто бросают. Неужели вы думаете, что первый министр посылает в починку свои башмаки?

– Может статься, порядочный башмачник согласится починить башмаки и первого министра.

– Так вы думаете, что их можно починить? Но кто же их отдаст в починку? Неужели он сам смотрит за тем, целы они или нет? Неужели вы думаете, что епископ назначает самому себе на год непременно известное число перчаток?