И поныне наиболее успешно нападкам времени противостоят творения тех художников, которые с любовью относятся к природе и хотят лишь смягчить или облагородить ее внешность. Так все было и с Высочайшей резиденцией.
Она начиналась на уровне земли, рядом с Синегионом, и стремилась вверх вместе с городской стеной, являвшейся одновременно и ее юго-западным фасадом. Хотя о ней и говорили в единственном числе, но на деле она, подобно Буколеону, состояла из множества дворцов, просторных, неупорядоченных, воплощающих вкусы разных эпох, в них запечатленных. Свободное пространство между ними занимали дворики, открытые и крытые, однако, поскольку все архитекторы придерживались одного правила: обращать главный фасад к северо-востоку, все их творения объединяло определенное единство замысла.
Главный фасад, находившийся сейчас перед глазами князя, представлял собой изломанную поверхность, где-то выступавшую, где-то оттянутую назад; одна его часть отличалась суровой, даже мрачной простотой, другую оживляли портики с фигурными фризами, опиравшимися на высокие колонны. Эти перебои радовали взгляд: некоторые выглядели и вовсе величественно, а кроме того, общему впечатлению немало способствовали купола и павильоны, без которых линия кровли показалась бы монотонной.
Подняв глаза выше, князь остановил свой взор на башне, дерзко вознесшейся над Гераклианской стеной. То была самая высокая постройка дворца, она первой привлекала к себе внимание и задерживала его дольше всего. Тому, чьими глазами мы сейчас на нее смотрим, не требовалось повторять ее историю: то была башня Исаака Ангела. Как четко вырисовывался ее силуэт на фоне чистого неба! Какой мощной она представала, будто бы выстроенная гигантами! При этом, благодаря окнам позади балконов, какой она казалась легкой и воздушной! Прочие возвышенности города, как и населенные долины между ними, расстилались внизу, точно развернутая карта. Стражам Буколеона — теперь там расположен сераль, — равно как и возвращающимся домой морякам, засушившим весла рядом со Скутари, воинским отрядам в боевом облачении, входящим через Золотые ворота в Семибашенной стене, надменным генуэзцам у причала в Галате достаточно было поднять глаза — и перед ними оказывалась башня Исаака. А когда (такое, видимо, случалось часто) сей достойный владыка сидел в послеполуденный час на верхнем балконе башни — как, видимо, открывавшийся оттуда вид смирял смятение его духа! Если ему надоедало смотреть на город, к услугам его было Мраморное море, всегда готовое повторить все оттенки неба, а в нем — Принцевы острова; их тенистая зелень манила, подобно мечте, и любителей наслаждений, и служителей Господа; если же кому-то хотелось бросить взгляд дальше, Древняя Азия поспешно приглашала насладиться видом ее вилл, раскиданных по литоралям за островами, а дальше, у последних пределов видимого, маячила бледно-голубым облаком излюбленная гора богов, где они собирались, когда являлась им такая прихоть, дабы выяснить, что нового в Илионе и у сыновей Приама, или усладить свое бессмертие веселой беседой. Даже слепцу достаточно было бы единожды насладиться этим видом, дабы залить негасимым светом тьму, в которой он живет.
Впрочем, порой могучий владыка выбирал балкон на западной стороне башни. Там можно было посидеть в тени, там с юга, с плодородных земель, веял прохладный ветерок, а можно было, перевесившись через балюстраду, последить за простонародьем, снующим по улицам Космидиона, нынешнего Эюпа.
Мысли князя вновь устремились на много веков вспять. Было принято решение начать во Влахерне строительство, однако склон холма был слишком крут. Как заложить основания зданий, разбить сады, устроить дворы? Архитекторы размышляли. Наконец нашелся дерзновенный гений. Сделаем городскую стену западным фасадом, предложил он, и начнем строительство оттуда; что же касается разных уровней, первый будет в самом низу, а дальше станем аркадами подниматься выше. Предложение его приняли, и много лет возводили кирпичные и каменные подпорки — здесь трудилась целая армия рабочих, неустанных, точно муравьи. Древний дом наслаждений исчез, на его месте появилась первая Высочайшая резиденция. Тогда же владыки покинули Буколеон, долгое время остававшийся гордостью Константинополя.
Кто стал первым постоянным обитателем Влахерна? Память, доселе безотказная, не давала ответа на этот вопрос. Но это было и не важно — князь помнил аудиенции у императора Ангела там, на верхнем балконе. Помнил потому, что тот однажды сказал: «Здесь я в безопасности». Позже пришли вести о том, что он был захвачен и ослеплен.
Продвинувшись во времени вперед, он вспомнил появление Петра Отшельника в роскошном приемном зале дворца в 1096 году. Столь же отчетливо он помнил, как Алексей I принимал в той же Высочайшей резиденции Готфрида Бульонского и его баронов.
Сколь ярок был контраст между хозяином дворца и его гостями! Те были с ног до головы закованы в латы и вооружены, точно для битвы, Алексей же являл собой образец роскоши, о какой и не слыхивали на варварском Западе. Как трепетали священнослужители и евнухи из облаченной в шелка свиты императора, когда рыцари Запада терзали бархатные ковры своими безжалостными шпорами! С каким пристрастием эти самые рыцари изучали жемчуга на желтой столе могучего Комнина и крупные самоцветы в его царской митре — можно было подумать, что они их мысленно взвешивают и пересчитывают, чтобы вывести в итоге их общую стоимость! А столовые приборы — вон та тарелка и этот кубок, они действительно из золота или то какой хитрый обман? Греки ведь такие лукавцы! Когда же гости удалились, греки в свою очередь отнюдь не удивились, составив длинный список исчезнувших ложек и кубков: они числили их дарами, которые благородные крестоносцы доставят к Священному Алтарю в Иерусалиме.
Вид дворца породил у князя и другие воспоминания, многие воспоминания, в том числе и о том, как в 1203 году варяги одолели в бою спесивого Монферрата и угрюмого графа Фландрии, — в битве этой отличился старый Дандоло, который подвел свои галеры со стороны Золотого Рога. Какими храбрецами были эти варяги! Осталось ли их войско столь же сильным и поныне? Он посмотрел на дюжих бойцов, сидевших на каменных скамьях, и подумал, что в ближайшее время они, возможно, дадут ответ на этот вопрос.
Не следует забывать, что все эти воспоминания промелькнули в голове у князя стремительно, — куда больше ушло времени на то, чтобы их записать. Их прервало появление военного, который, судя по форме и свободе обращения, привык к жизни при дворе. Он попросил дозволения узнать, имеет ли он честь беседовать с индийским князем; получив удовлетворительный ответ, он объявил, что послан проводить князя к его величеству. Подъем на холм крут и достаточно долог; потребуется ли князю помощь? Задержка, добавил он, была вызвана тем, что не сразу удалось доложить его величеству о прибытии князя: тот занимался подготовкой официальных церемоний, запланированных на вечер. Назначая нынешнюю аудиенцию, его величество предполагал, что князя могут позабавить эти церемонии. На эти и прочие любезности был дан подобающий ответ, после чего кортеж тронулся в дорогу.
На первой террасе располагался сад изумительной красоты.
На второй террасе идущим предстали руины церкви; по ходу короткой остановки офицер рассказал о пожаре. Он добавил в завершение: его величество дал клятву отстроить храм заново, причем роскошнее, чем когда бы то ни было.
Князь слушал и оглядывался по сторонам. Помимо церкви, все было на своих местах. Роща из кипарисов — очень древних, высоких и темных. На месте часовня из красноватого камня, с одного ее края — будка для стражи и скамья, а на ней — точные копии уже знакомых варягов. Далее проход между зданиями был перекрыт кровлей, мостовая, которая вела на следующую террасу, была сношена чуть сильнее. Путь проходил под массивной каменной аркой, украшенной резьбой невероятной красоты, а от фундамента часовни бежал и скрывался в роще ручеек, с прежней звучностью распевавший свою песню, — старинный знакомец князя.
Миновав арочный проход, вожатый подвел его к третьей, самой верхней террасе. У вершины находилась площадка, в правой ее части группа рабочих раскидывала и закрепляла навес из красной ткани.
— Обрати внимание, князь, — заметил офицер. — Если не ошибаюсь, именно отсюда предстоит тебе созерцать церемонию, о которой я упоминал раньше.
Князь не успел выразить своей признательности, а перед ним уже предстал во всем своем необъятном величии дворец Влахернский, Высочайшая резиденция, шедевр имперской роскоши и византийского гения.
Глава II
АУДИЕНЦИЯ
Носилки опустили перед мраморными воротами на третьей террасе.
ebooksa