Это односложное слово произнес князь.
И, четко представив себе многое из того, что было отвергнуто, — иконы, святых, канонизированных, даже поклонение Христу и Богоматери, а также четко представив себе, какая мудрость позволила его гостю произнести в таком обществе столь громкое слово, и одновременно с новой силой ощутив желание услышать полный рассказ человека, способного свести религию к одному слову, да так, чтобы она не утратила своей значимости, Константин облегченно вздохнул и проговорил с улыбкой:
— Воистину, о князь, не было еще такой веры, которая была бы так проста в определении и обладала бы такой бесконечностью смысла. У меня множество вопросов, да и у твоих слушателей, моих царедворцев, безусловно, тоже. Что скажешь ты, о мой умудренный в вере исповедник?
Святой отец склонился так низко, что подол его сверкающей столы лег на пол.
— Ваше величество, и мы тоже веруем в Бога, однако веруем и во многое сверх него; а посему, дабы сравнить наши верования — что всегда имеет пользу, если исходить из благих намерений, — я хотел бы, чтобы наш благородный и почтенный гость высказался подробнее.
— А вы, достойные господа?
Из окружавшей его толпы донеслось:
— Да, да!
— Так тому и быть. Посмотри, мой добрый логофет, когда у нас есть ближайший незанятый день.
К царскому месту приблизился представительный мужчина средних лет и, открыв тяжелую книгу, в которую, по всей видимости, заносились все назначенные государем встречи, перевернул несколько страниц и возвестил:
— Ваше величество, через две недели после завтрашнего дня.
— Пометь, что день этот я проведу с индийским князем. Слышал ли ты, о князь?
Князь склонил голову, дабы скрыть удовлетворение.
— Для меня все дни равны, — ответил он.
— Итак, здесь, в нашем дворце, через две недели после завтрашнего дня, в полуденный час. Теперь же… — (Шелест и движение в толпе придворных немедленно прекратились.) — Теперь же, князь, — ты, кажется, сказал, что в родной стране на тебе лежат обязанности властителя? Полагаю, столица твоя расположена в Индии, но где именно, поведай! И каково твое имя? И почему город наш удостоился чести стать целью твоего странствия? Не каждый правитель может позволить себе покинуть родные края и отправиться изучать мир, притом что, безусловно, всякому правителю это пошло бы на пользу.
Вопросы прозвучали стремительно, но, поскольку князь был к ним готов, он любезно ответил:
— Отвечать вашему величеству для меня — большая честь, тем более я понимаю, что совершил бы непростительную ошибку, решив, что они вызваны пустым любопытством. Одно из завиднейших свойств великих мира сего — терпение. Увы, но и злоупотребляют им больше всего!.. Один из древнейших индийских титулов — титул раджи. Он ближе к царю, чем к князю, и я получил его по наследству. Возможно, ваше величество слышали про Удайпур, самоцвет в ожерелье Раджпутана, свежайшую белую розу среди всех индийских городов. У подножия хребта Аравалли бежит река, и на правом ее берегу раскинулся город; к юго-востоку от него, совсем неподалеку, протянулось озеро, подобное зеркалу, что упало стеклом вверх. Озеро окружают холмы, высокие и прерывистые, как здесь, на Босфоре; с воды они кажутся плотной массой плюща и изумрудных лесов, щедро усыпанной древними крепостями и храмами, семиярусными красными пагодами: в каждой восседает великий позлащенный Будда, а с ним — семейство меньших будд. На каждом озерном острове стоят дворцы, возвышаясь над водой открытыми аркадами, рельефными стенами и надвратными башнями: в безветрие их взметнувшиеся в воздух изысканные силуэты отражаются на глади глубоких вод. Они прекрасны и в будни, но попробуйте вообразить себе, каковы они в праздничные ночи, изукрашенные фонарями! Должен сказать, о повелитель, — если только чужаку дозволено произнести здесь, в самом сердце империи, слово, в котором прозвучит хотя бы толика критики, — гений Индии постиг красоту еще до зарождения Запада и, черпая вдохновение в искре и в капле росы, воспроизвел их в зодчестве. Прошу, не улыбайся — искра живет в каждой лампаде, которые во множестве украшают резные фасады, а капля росы — в фонтане, в каскаде, в текучем орнаменте у основания стены. А если ты все еще думаешь, что я преувеличиваю, есть ли обида в том, чтобы с легкостью даровать прощение обидчику, повествующему о своей родине? Я появился на свет в одном из дворцов на этом озере, старшим сыном в семье раджи из династии Мейваров — Удайпур был столицей его княжества. В этих словах — надеюсь, восприняты они будут благосклонно — ваше величество найдет ответы на многие вопросы, которые вы соблаговолили мне задать: почему я здесь? Почему занялся изучением мира? Да простит мне ваше величество мою дерзость, но мне представляется, что ответ на эти вопросы уместнее будет дать по ходу нашей следующей аудиенции. Боюсь, сейчас мне потребуется на это слишком много времени.
— Да будет так, — порешил Константин, — однако намек придется кстати. Он наведет нас на размышления, князь, и подготовит наш разум к восприятию твоих мыслей, как борона готовит землю к принятию зерна.
Князь помедлил.
— Ваше величество, мой повелитель, — проговорил он твердо, — никто не вызывает такой жалости, как люди, представления которых слишком велики для их разума, однако же они вынуждены носить их с собой, поддерживая себя в часы душевного упадка лишь слабой надеждой на то, что когда-то эти представления воспримут и другие; до того же момента они подобны носильщикам, которые с непосильным грузом ходят от двери к двери, ибо не знают ни имени владельца своей ноши, ни его адреса. Вот и я из таких несчастных… Важно сказать, что Удайпур — место не просто пригожее, это город, где с терпимостью относятся ко всем религиям. Джайнисты, брамины, индуисты, магометане, буддисты живут там бок о бок, в мире и под защитой; у каждого из них своя вера и свои храмы; никто никому не затыкает рот, ибо все споры меж ними давно завершились, а точнее будет сказать, потому что каждое представление давно вошло в свою колею, по которой и двигается из поколения в поколения, — люди рождаются с этими представлениями и не имеют права ни отказываться от них, ни видоизменять их. Уходить от своей веры тоже не дозволено. Если человек, наделенный острым умом, не способен осмыслить повседневные религиозные обряды, это не служит ему извинением, а если способен, это не повод считать себя умнее других… После смерти раджи, моего отца, я взошел на его серебряный трон и десять лет вершил правосудие в Зале дурбаров, где ранее восседал он, а до него — его отец, Дети Солнца, в чьих жилах текла чистейшая кровь. Я к тому моменту достиг умственной зрелости и, посвятив много времени учению, понял, что существует лишь одна доктрина, или принцип, — назовите как угодно, повелитель: она происходит свыше, она доступна любому — она слишком проста, чтобы удовлетворить человеческое тщеславие, а потому люди, пусть и не отрицая ее, превращают ее в основание, и каждый, в меру своего тщеславия, возводит на ней свое здание: годы идут, основание скрывается под наслоениями верований — незрелых, неестественных, невежественных, неправедных либо слишком сложных для общего понимания.
ebooksa