— И что есть этот принцип, князь? — нервически осведомился Константин.
— Ваше величество, я уже назвал его единожды.
— То есть Бог?
— Теперь, о повелитель, и вы произнесли то же слово.
В зале повисло глубокое молчание. Каждый, казалось, задавался вопросом: что дальше?
— В один прекрасный день, ваше величество, — это было на десятом году моего правления — для особого празднества был возведен шатер, у нас он называется «шамиана» — он был много просторнее любого зала. Я вошел туда во всем своем величии, миновав строй слонов, по сотне с каждой стороны, в расшитых золотом попонах, увенчанных паланкинами из желтого шелка, с фестонами из павлиньих перьев. За спинами у могучих животных стояли воины, заслоняя собой пейзаж, а далее небо скрывало облако взметнувшихся хвостов яков; слух отказывал, заполоненный грохотом барабанов и воем медных рогов высотой в два человеческих роста. Я воссел на трон, украшенный золотом и серебром, рядом стояли все царедворцы. Вошел мой брат, следующий по старшинству. Мы встретились в середине строя вельмож, я подвел его к своему трону и поприветствовал как раджу Мейвара. Так, ваше величество, я расстался с короной и титулом, добровольно передал их другому, чтобы отправиться на поиски властителей, которые достаточно любят Бога, чтобы признать его суммой своей веры! Вот почему я странствую по миру! Вот почему я в Константинополе!
Император был сильно впечатлен.
— А где ты уже побывал? — спросил он после паузы. — До того, как попасть сюда?
— Проще сказать вашему величеству, где я не побывал. На это у меня есть ответ. Везде, кроме Рима.
— Ты сомневаешься в нашей преданности Богу?
— О нет, что вы, повелитель! Но я хотел бы осознать меру вашей любви к нему.
— И как же, князь?
— Через испытание.
— Какое испытание?
Никто из присутствовавших не мог угадать настроение императора, однако гость ответил, — судя по всему, решимость его только крепла.
— Тяжкое, оно позволит узнать, от каких составляющих веры ваше величество, равно как и ваши придворные и подданные, готовы отказаться во имя Бога.
Константин властным жестом пресек шевеление и шорох в зале.
— Дерзко сказано, — заметил он.
— Однако со всем почтением. О повелитель, я пытаюсь изъясняться внятно.
— Ты говоришь об испытании. Какова его цель?