Вечный странник, или Падение Константинополя

22
18
20
22
24
26
28
30

Жокард тут же откликнулся с присущей ему сметкой: встал на задние лапы мордой к сопернику, а потом, показывая, как радует его возможность помериться силами, он выкатил из пасти длинный красный язык. Облизывал ли он клыки в предвкушении славного пиршества или просто насмехался? Зрители примолкли, а Сергий в первый раз заметил, что гамари совсем невелик ростом.

— Берегись, берегись! О ты, носящий северную звезду на кончике хвоста! Я наступаю — наступаю, защищая честь человечества!

Они заплясали вокруг друг друга, примериваясь.

— Ага! Ты думаешь, что преимущество на твоей стороне. Ты гордишься своей славой и хитростью, но я-то человек. Я много где учился. Берегись!

Гамари подпрыгнул и двумя руками ухватился за повод, обмотанный вокруг шеи Жокарда; в тот же миг Жокард яро стиснул его передними лапами. Рык, которым медведь ответил на нападение, был злобным: было ясно, что опасность в этом поединке дрессировщику грозит нешуточная. Они закружились, то наступая, то отступая; иногда казалось, что оба вот-вот слетят с помоста. Гамари пытался придушить и усмирить Жокарда, Жокард — выжать дыхание из тела гамари; оба старались на совесть.

Через несколько минут рывки человека стали прерывистыми. Явственный шаг к победе исторг из пасти Жокарда яростный рык: медведь был воистину ужасен и при этом так крепко стиснул своего противника, что тот побелел лицом. Женщины и дети верещали и вскрикивали, а мужчины восклицали с неподдельной тревогой:

— Гляньте-ка! Беднягу сейчас придушат до смерти!

Волнение и страх докатились и до портика; некоторые из дев, не выдержав подобного зрелища, бежали. Лаэль взывала к Сергию, чтобы он спас гамари. Даже княжна не могла угадать, что перед ними — истина или притворство.

Наконец наступила развязка. Человек достиг предела своих сил, выпустил повод и, вяло пытаясь вырваться из огромных черных лап, хрипло вскричал:

— На помощь! На помощь!

Казалось, на новый крик сил у него уже не осталось — он взметнул руки и запрокинул голову, задыхаясь.

Княжна Ирина прикрыла глаза. Сергий перешагнул через балюстраду, но приблизиться не успел — несколько мужчин кинулись цыгану на помощь. Увидев их, гамари положил руку на повод, а другой ухватил язык, свисавший из раскрытой пасти Жокарда; после этого внезапного перехода в наступление он тяжело опустил ногу на лапу своего противника. Сын гордой медведицы с Кавказа тут же рухнул на помост и притворился мертвым.

Тут все поняли, что их провели; всеобщее веселье подстегнула речь, с которой гамари обратился к своим спасителям еще до того, как они оправились от изумления и вышли из оцепенения. Княжна, смеясь сквозь слезы, кинула победителю несколько золотых монет, а Лаэль бросила ему свой веер. Он снова с редкой изысканностью простерся ниц, изумив всех такой благодарностью за милость.

Постепенно спокойствие восстановилось, Жокард вновь пошевелился, а гамари, приказав музыкантам играть дальше, завершил представление танцем.

Глава XI

ДО КНЯЖНЫ ДОХОДЯТ ВЕСТИ ИЗ МИРА

Солнце жарко сияло на безоблачном небе, и гости рады были отдохнуть в тенистом саду — на дорожках у ручья и под кронами буков и стройных сосен, окаймлявших аллеи. В глубине лощины находился пруд, куда вода поступала по желобу, ответвлявшемуся от акведука, проложенного от самого Белградского леса. Шум бегущего потока привлек к себе многих. От ворот до пруда, от пруда до окончания мыса гуляли отдельные компании, развлекая друг друга рассказами о том, какие радости и невзгоды приключились с ними за последний год. Все подобные встречи проходят более или менее одинаково. Дети играют, влюбленные ищут укромные места, старики делятся воспоминаниями. Тип удовольствия меняется, но оно не пресекается никогда.

Группа специально отобранных мужчин появилась из подвала дворца, вынося корзины с хлебом и свежими фруктами, а также местные вина в бурдюках. Рассеявшись по саду, они принялись угощать гостей, распределяя пищу без оглядки на возраст и сословие. Можно вообразить себе их гостеприимство, а кроме того, вдумчивый читатель увидит в той широте души, с которой княжна потчевала своих гостей, секрет ее популярности среди всех бедняков Босфора. Увидит и другое. Не нужно долгих размышлений, чтобы понять, почему она предпочитала жить рядом с Терапией. Здешние обитатели, особенно те, кому мало благоволила судьба, составляли ее непосредственное окружение, ей нравилось жить там, где она могла сообщаться с ними напрямую.

Этот час княжна выбрала для того, чтобы выйти к своим гостям лично. Спустившись с портика, она во главе домочадцев направилась в сад. Единственная из всех она шла с неприкрытым лицом. Веселое оживление многих людей, мимо которых она проходила, трогало струны радости в ее душе; глаза ее сияли, щеки разрумянились, дух ликовал; говоря иными словами, ее ни с чем не сравнимая краса, под чары которой моментально подпадал всякий, блистала с невиданной силой.

Новость о выходе княжны в сад распространилась быстро — куда бы она ни пошла, гости вставали и больше уже не садились. Время от времени, кивая той или иной группе, она вычленяла знакомых, и для них — будь то мужчина или женщина — всегда находилась улыбка, порой слово. Она шла, и вслед ей неслись благопожелания: «Благослови тебя Бог!», «Да хранит ее Пресвятая Дева!». Снова и снова дети кидали цветы к ее ногам, а их матери преклоняли колени, прося княжну о благословении. У них свежи были воспоминания о тех днях, когда в дом их стучалось горе или болезнь и к нему причаливала лодка княжны, нагруженная лакомствами и сулившая нечто едва ли не более ценное — благодатное ее присутствие, слова утешения и надежды. Долгая, громогласная, продуманная римская овация, звучный триумф никогда не приносили герою-консулу того удовлетворения, которое испытывала сейчас эта христианка.