Вечный странник, или Падение Константинополя

22
18
20
22
24
26
28
30

— Человек только-только стал Его служителем. Он — член древнего и почтенного братства и в силу неискушенности с особым рвением выполняет свои обеты. Его настоятель заявил, что рад был бы иметь такого сына, и, уверившись в его преданности, раскрыл ему очень важные тайны; среди прочих и ту, что некая особа, хорошо известная и всеми любимая, может быть обвинена в тягчайшем из религиозных преступлений. Помедлим, о княжна, дабы ты могла осмыслить, что обеты его неотделимы от выказанных ему доверия и благоволения… Однако прими к сведению и еще одно обстоятельство. Особа, в чей адрес выдвинуто обвинение, оказала нашему неофиту честь стать его другом и покровителем и, сведя его с главой Церкви, открыла ему путь всяческих благ и стремительного продвижения в чине. Так вот, о княжна: кому он должен хранить верность? Отцу настоятелю или той покровительствующей ему особе, что оказалась в опасности?

Княжна ответила спокойно, но с чувством:

— Эта ситуация — не вымысел, Сергий.

Он удивился, однако ответил:

— Не изложив ее, я не мог узнать твое мнение.

— Мятущийся неофит — это ты, Сергий.

Он протянул ей руку:

— Выскажи свое мнение.

— А обвинитель — игумен обители Святого Иакова.

— Рассуди справедливо, о княжна! Кому должно хранить верность?

— А обвиняемая — я, — продолжала она тем же тоном.

Сергий попытался упасть на колени.

— Нет, продолжай стоять. За нами, возможно, наблюдают.

Он едва успел принять прежнее положение, а она уже спросила спокойным, взыскующим голосом:

— А в чем состоит тягчайшее из религиозных преступлений? Или, скажем иначе, для облеченных властью, вроде игумена твоего братства, какое преступление представляется самым тяжким?

Он глянул на нее с немой мольбой:

— Я отвечу. ЕРЕСЬ.

Со свойственной ей сострадательностью она ответила:

— Бедный мой Сергий! Я ни в чем тебя не корю. Ты раскрыл мне душу. Я вижу, как она себя выказала в момент первого серьезного испытания… Я забуду о том, что именно мне предъявлено обвинение, и постараюсь тебе помочь. Есть ли высший авторитет, к которому мы можем обратиться за ответом — причем не из христиан? Игумен потребовал от тебя молчания; однако совесть, а также, сказала бы я, предрасположенность заставили тебя предупредить твою покровительницу. Итак, у нас есть и спор, и спорщики. Не так ли?

Сергий склонил голову.