Дымка слез заволокла очи княжны, и она ответила:
— Он был другом моего отца, я ему очень признательна, однако, увы! То, что по природе он добр и честен, сейчас не имеет никакого значения.
— Мне прискорбно…
— Продолжай, — велела она, оборвав его.
— Стоя у ложа игумена, я получил благословение и попросил разрешения отлучиться на несколько дней. «Куда?» — осведомился он, я же ответил: «Вам ведомо, что к княжне Ирине я отношусь как к маменьке. Мне хотелось бы с ней повидаться».
Сергий взглянул своей собеседнице в лицо и, отметив, что фамильярность такого обращения ее не смущает, укрепился духом.
— Святой отец попытался меня отговорить и именно с этой целью открыл мне то, что тебе хотелось бы знать. «То, как княжна живет и держится, — начал он, — не отвечает нашим обычаям».
При этих словах его слушательница, сидевшая опершись на локоть, выпрямилась и сжала массивные подлокотники сиденья.
— Продолжать ли, княжна?
— Продолжай.
— Здесь очень людно. — Он окинул взглядом толпу.
— Я выслушаю тебя именно здесь.
— Как тебе угодно… Далее игумен упомянул, что ты появляешься на людях с непокрытым лицом. В этом нет ничего предосудительного, однако тем самым ты подаешь пагубный пример; помимо того, что в этом ощущаются дерзость и своеволие, это, по словам святого отца, превращает тебя в предмет пересудов и неделикатных замечаний.
Рука, взволнованно лежавшая на подлокотнике, дрогнула.
— Боюсь, княжна, — продолжал Сергий, опустив глаза долу, — что речи мои для тебя мучительны.
— То не твои речи. Продолжай.
— После этого святой отец перешел к вещам более существенным.
Волнение овладело Сергием вновь.
— Я слушаю тебя, — проговорила княжна.
— Он назвал своеволием твое желание сохранять свои владения здесь, в Терапии.