Она ощущала окружавшее ее восхищение, ей казалось, что она скользит сквозь необычайно чистый и яркий солнечный свет. Она не скрывала, что видит в происходящем свой триумф, помнила и о том, что это дань ее щедрости — триумф на совесть выполненной работы, которую она выполняла с радостью.
Рядом с упомянутым выше прудом, где заканчивалась отведенная под сад земля, путь ее завершился. Отсюда, не обделив вниманием поджидавших женщин и детей, княжна двинулась к вершине мыса. Дорога была широкой и ровной, слева ее окаймляли сосны — некоторые из них живы и по сей день.
Мыс с незапамятных времен пробуждал любопытство. Из покрывавшего его леса первые обитатели наблюдали, как аргонавты бросают якорь рядом с Амиком; здесь же творила свои заклятия мстительная Медея, а если вернуться к реальной истории, придется долго перечислять все те знаменательные события, вид на которые открывался с этой высоты. Когда строитель расположенного внизу дворца решил усовершенствовать склон холма, он разбил на разных уровнях пруды, окружив их высокими, изящно вылепленными стенами; между прудами стояли мраморные павильоны, казавшиеся издалека воздушными куполами циклопического замка; покончив с этим, зодчий свел замысел в единое целое, устлав дорожку плиткой, выстланной в шахматном порядке, в точности повторявшую полы дома Цезаря рядом с Римским форумом.
Почти не замечая других гостей, стоявших на вершине, слуги, сопровождавшие княжну, разбились на группы, она же подозвала к себе Сергия и отвела туда, откуда открывался вид на простор Босфора. Это было ее излюбленное место для наблюдений, его замостили и устроили здесь вместительное сиденье, вырубленное из глыбы местного известняка. Княжна опустилась на него — хотя они и поднимались по затененной дороге, она несколько утомилась и рада была дуновению свежего ветерка на вершине.
Сергий наблюдал за подъемом из хвоста колонны. Он стал свидетелем всех встреч и разговоров. Ему были по душе изъявления приязни к княжне — они казались такими непосредственными и сердечными. После них не осталось никаких сомнений в том, каким она пользуется уважением — по крайней мере, среди простого люда. Послушник получил подтверждение первому впечатлению, которое она на него произвела. То была женщина, которую Небеса щедро наделили благородством и добродетелью. Такие рождались и ранее. Он знал про них из житий, в которых ей подобные всегда возносились над тягостной повседневностью человеческой жизни — не совсем ангелы, но обитающие в тех же ангельских сферах. В монастырях, даже тех, в которые женщинам вход заказан, всегда рассказывают истории о женском совершенстве — монахи делятся ими в перерыве между работой на чечевичном поле и в кельях после вечерни. Говоря коротко, восхищение Сергия княжной достигло такой степени, что он не почувствовал ничего неподобного, когда, медленно шагая вслед за ее свитой, начал отождествлять ее с величайшими героинями церковных хроник и Священного Писания; с матерями настоятельницами, известными своей святостью, со святыми вроде Феклы и Цецилии, с пророчицей, которую оставили одну в пустыне Цин, с жившей гораздо позднее сладкогласной ясновидящей, что вершила суд под пальмой Деворы.
И все же на душе у послушника было неспокойно. В ушах звучали слова игумена. Открыться ли княжне? Мучимый сомнениями, он проследовал за ней до самой обзорной площадки у края мыса.
Опустившись на сиденье, княжна окинула взором широкий водный простор; задержав взгляд на судах, она после перевела его на азиатский берег, потом — на небо, до самых глубин своей синевы наполненное светом дня. Помедлив, она спросила;
— Есть ли новости от отца Иллариона?
— Пока нет, — отвечал Сергий.
— Я думала о нем, — продолжала Ирина. — Он часто мне рассказывал о Первозданной церкви, Церкви апостолов. Мне вспомнился один из его уроков. Мне мнится, сейчас святой отец стоит там же, где и ты. Я слышу его голос. Вижу выражение его лица. Вспоминаю его слова: «Все братья принадлежали одной вере, ибо была она еще слишком проста, чтобы подвергнуть их размежеванию, однако были разделены на два класса, как разделены сейчас и будут разделены всегда» — внемли, Сергий, будут разделены всегда! «Однако, — продолжал наставник, — не следует забывать, дорогое мое дитя, что, в отличие от нынешних обычаев, богатые распоряжались своими богатствами, исходя из того, что каждый из братьев должен иметь в них свою долю. Хозяин был не просто хозяином, он был попечителем, на которого возложили обязанность хранить свою собственность и использовать ее наилучшим образом, дабы владелец ее мог помогать как можно большему числу своих братьев во Христе в соответствии с их нуждами». Тогда меня это сильно изумило, но теперь смысл мне внятен. Радость, которую я сегодня испытала, подтверждает слова наставника, ибо радуюсь я не своему дворцу и саду и даже не своим богатствам, я радуюсь силе, которую черпаю из них — силе дать отдохновение от бремени бедности столь многим, не столь удачливым в этой жизни, как я. «Божественный порядок не в том, чтобы отказываться от богатства, — продолжал наставник, — ибо Христос знал: есть много таких, кто, при всем усердии, не сможет ни накопить, ни удержать; им воспрепятствуют обстоятельства, или им не хватит дарований. Будучи бедными не по своей вине, должны ли они страдать, должны ли проклинать Господа проклятиями больных, нагих, голодных, не обогретых? О нет! Христос представительствовал от лица Всемилостивейшего. Его волей возникло содружество обделенных с более удачливыми». Кто может сказать, кто может измерить, какой бесценной наградой служит мне смех детей, играющих под деревьями у ручьев, радость и улыбки женщин, которых мне удалось ненадолго оторвать от монотонного, непосильного труда!
Мимо проходило судно под всеми парусами — так близко, что Сергий мог бы бросить камень на палубу. Он сделал вид, что глубоко заинтересован им. Однако уловка не удалась.
— Что случилось?
Не получив ответа, она повторила вопрос.
— Милый друг, ты еще слишком юн, чтобы обмануть меня своей скрытностью… Тебя что-то долит. Подойди ближе, сядь… Да, я не исповедник, однако мне известно, как Церковь хранит тайну исповеди. Позволь разделить твое бремя. Поделившись со мной, ты почувствуешь облегчение.
Тогда он понял, что должен говорить.
— Княжна, — произнес он, пытаясь придать голосу твердость, — ты сама не знаешь, о чем просишь.
— Но женщине пристойно это услышать?
Он сделал шаг вперед, ступив на плитку.
— Меня мучают сомнения, княжна, ибо я должен вынести суждение. Выслушай и помоги.
После этого слова полились стремительно:
ebooksa