— Отец Илларион однажды сказал мне: «Дочь моя, да будет тебе ведомо непреложное мерило божественности нашей религии: не существует никакого человеческого суда, для которого не давала бы она закона и утешения». Воистину глубокое утверждение! Возможно ли, что мы столкнулись с единственным исключением из него? Я не стану доискиваться, на чьей стороне лежит понятие чести. Но на чьей человечность? Честь — понятие, придуманное людьми. Человечность же равнозначна Милосердию. Если бы тебе, Сергий, предъявили подобное обвинение, как бы ты хотел, чтобы с тобою поступили?
Сергий просветлел лицом.
— Мы не ищем путей спасения еретика — нам важнее успокоить свою совесть, — продолжала Ирина. — Так почему бы не поискать ответа на такой вопрос: что станется с игуменом, если ты передашь его слова обвиняемой особе? Пострадает ли он? Будет ли судим? Попадет ли в узилище? Подвергнут ли его пыткам? Или отправят в пасть королю львов? А что ждет друга, поручившегося за тебя перед главой Церкви? Увы!
— Довольно — ни слова больше! — пылко вскричал Сергий. — Ни слова. О княжна, я скажу тебе все, я спасу тебя, если сумею, — а если нет и случится худшее, умру вместе с тобой.
Княжна, как истая женщина, омыла свою победу слезами. После долгой паузы она проговорила:
— Желаешь ли ты знать, действительно ли я являюсь еретичкой?
— Да, ибо что есть ты, то и я. А значит…
— Одно и то же пламя, зажженное на Ипподроме, может обратить нас во прах.
В словах этих звучала пророческая нота.
— Не приведи Господи! — вскричал Сергий, содрогнувшись.
— Да пребудет Его воля!.. Если тебе это не в тягость, — продолжала княжна, — расскажи все, что слышал обо мне от игумена.
— Все? — переспросил он с сомнением.
— Почему бы нет?
— Там было и такое, что повторять жестоко.
— И прозвучало обвинение.
— Да.
— Сергий, злокозненностью ты точно не ровня моим врагам. Они — греки, искушенные в искусстве дипломатии, а ты… — Она примолкла, слегка улыбнулась. — Ты — всего лишь ученик Иллариона. Послушай же: если они вознамерились меня погубить, им очень важно изобрести небылицу, которая лишит меня людского сочувствия и примирит окружающих с принесенной мною жертвой. У тех, кто в изобилии творит добро и редко — зло, — она бросила взгляд на сутолоку возле павильонов, — всегда найдутся друзья. Таков закон благих дел, и нарушали его лишь единожды; при этом сегодня за одну щепку с Креста дают целое царство.
— Княжна, я ничего не утаю.
— А я, Сергий, — и будь Господь мне в том свидетель — отвечу на каждое брошенное мне обвинение.
— Ум игумена смущают две вещи, — начал Сергий, однако, оробев от собственной прямоты, добавил извиняющимся тоном: — Прошу, княжна, не забывай, что говорю я по твоему настоянию и ни в коей мере тебя не обвиняю. Кроме того, важно учесть, что после вчерашних таинств игумен пребывал в подавленном настроении, истомленный телесно, и, прежде чем заговорить о тебе, припомнил, что всей душой был предан твоему отцу. Вряд ли его можно назвать твоим личным врагом.
ebooksa