— Хуже, Ждана. Она намного хуже. Не зли меня, я причиню тебе боль, не буди дракона, когда он готов смиренно уступить мне место.
— Я любого тебя люблю: и дракона твоего, и человека.
— Нельзя меня любить. Забудь об этом и смирись. Все.
— Лучше б я в волны бросилась и не звала тебя никогда. Хуже смерти ты. Ненавижу.
Смел меня рукой, как травинку, с такой силой, что я отлетела на несколько метров назад и спиной по земле прочесала. От боли искры из глаз посыпались и слезы выступили.
— Ненавидь. Здесь теперь сдохнешь, когда я решу. Сама выбрала. Сама позвала. Быть тебе вечно в моем заточении. Пока я не решил иначе.
Развернулся и скрылся в изумрудных зарослях, и, словно опровергая все законы природы, с неба сорвались хлопья снега, покрывая тонким слоем белой ваты зеленые листья и ярко-алые цветы. Разрыдалась, не в силах на ноги подняться, прикрывая глаза и дрожа всем телом от боли и от отчаяния.
— Дура ты, человечка. Всегда знал, что с головой у тебя проблемы, а теперь точно убедился. Ты что натворила? Ты понимаешь, что погибнуть могла?
Голос Врожки доносился сквозь гул в голове, почувствовала, как карлик помогает подняться, и оттолкнула его.
— Уходи.
— Не уйду. Увести тебя отсюда надобно и ссадины смазать. Спиной несколько метров прочесала, весь сарафан кровью пропитался. Вот дура-баба. Какая дура. Тебя б волна адская слизала и на дно морское утащила. Давно океан так не бесновался. С тех пор, как ты здесь появилась, шторм не утихает.
— Пусть бы слизала и утянула на дно. Жить вот так хуже, чем утонуть. Вечно в клетке, вечно ждать и знать, что не будет со мной… что хранит меня, чтоб смотреть, как на игрушку диковинную. А я гнить начну и разлагаться. Хуже смерти все это, понимаешь? Не любовь это… не любит он меня.
Сама не поняла, как карлика руками обхватила и разрыдалась, а он ладонями по волосам меня гладит.
— Дура ты, дура… какая глупая девка. Любит. Совсем от любви к тебе обезумел. По ту сторону острова беснуется, сжег все, в угли превратил, вода кипит от ярости и бессилия его. Любит тебя больше, чем себя, и похоть звериную держит на цепях железных. Жизнь твоя дороже всего для него…
Я веки напухшие разлепила и на карлика посмотрела.
— Врешь ты все.
— Смысл мне врать. Мне от тебя ничего не надо. Может, найдется выход для вас какой-то… может, как стихнет война, унесет Аспид тебя с тот лес, где чары не действуют и сущности скрыты глубоко и далеко… И хватит реветь. Терпеть не могу, когда бабы ревут… у меня сердце болеть начинает. Пошли, спину намажу… и спать пора. Утром все не таким уж черным кажется.
— А что, война началась?
— А то. Брат на брата пошел. Из-за тебя все, ведьмы такой. Вий изгнал Нияна и объявил вне закона, как и Мракомира. Армию собирает и на остров пойдет. Кровавая бойня со дня на день начнется такая, что все адские твари из-под земли восстанут. Вот что ты натворила. С любовью своей. Идем, говорю. Ревет она.
Я тогда еще не боялась. Не умела войн бояться, не представляла, какой она может быть здесь, в этом мире. Да и преувеличивать мог Врожка. Поднялась на ноги, и от боли в глазах потемнело. Со спины словно всю кожу сняли… Напугать меня хотел. Боль причинить, чтоб не пыталась больше. Только не боюсь я уже ничего. Мне без него страшно, что вот так жизнь и пройдет в пытке невыносимой изнывать от страсти и видеть издалека иногда.