"Сладко умираешь, Ждана… так сладко, что убивать тебя снова и снова хочется… смерть-любовь просила? Чего я больше дал тебе?"
Спустил вниз, но на ноги так и не поставил, удерживая, в глаза смотрит, а я все еще дрожу, все еще оголена, как провода под током.
— Если не остановлюсь… могу, и правда, убить.
Шепчет и скалится, дергается весь от напряжения.
— Значит, судьба моя такая. Умереть под тобой.
— А я потом… что я потом делать буду, Ждана.
— Любить меня… умеешь любить, Аспид?
Так любить, как я тебя я люблю, до безумия… до сумасшествия. Если бы знал, насколько. Ниян развернул меня спиной к себе, прижался губами к моему затылку, накрывая грудь ладонями. И я дрожу от каждого касания, от каждого поцелуя и вздоха. Опрокинул вниз в пепел коленями, на четвереньки. Заставляя сгрести золу дрожащими пальцами и напрячься всем телом в ожидании. И мне хочется его быть, быть настолько, чтоб ощутить в себе всю мощь, ощутить всю силу страсти бешеной, от которой саму на части разрывает.
Его руки рядом с моими так же золу жмут, так жмут, что костяшки стали белыми… и почувствовала, как осторожно и медленно проникает в меня, проталкивается мелкими толчками, то подаваясь назад, то короткими ударами вперед. А у меня глаза закатываются от ощущения его плоти внутри, ребристой от вен, которые я чувствую стенками лона.
Прикусил затылок, вниз к позвоночнику, и по телу прошла дрожь, меня трясло от страсти, от страха, от какого-то первобытного ощущения принадлежности и от голода неутолимого, злого, дикого, замешанного на тоске, на боли за то время, пока отвергал меня. Застыл, а я дернулась, но он так сильно стиснул меня под ребрами, что я, обездвиженная, застыла вместе с ним. Внутри нарастает натяжение и напряжение, а затылок опаляет пламенем его дыхания. Рука, обхватившая тело, двинулась, и я ощутила скрежет когтей. Тяжело дыша, приоткрыла глаза.
— Люблю тебя… мой Аспид, мой мужчина… любым приму. Хорошо с тобой. Даже умирать не страшно.
И когти прячутся, исчезают, ладони ослабляют хватку, и я стон его слышу, чувствую, как лбом к спине моей прижался и сделал первый толчок. Потом еще один и еще. Медленно, глубоко, лаская мою грудь и хрипло дыша.
Намотал мои волосы на руку и потянул на себя, заставляя прогнуться, проникая неожиданно очень глубоко, царапая горло сбоку зубами, прикусывая кожу. И мне кажется, я, и правда, умираю, и правда, сейчас агония накроет в последний раз, чтобы я больше никогда не вынырнула из ослепительного света, сожженная его пламенем. Я сжимаю его всей плотью, сжимаю и кричу до хрипоты. Не знаю, что кричу то ли о любви, то ли о смерти, то ли только его имя.
Содрогаясь вокруг таранящей меня плоти.
— Люба, Ждана. Люба ты мне… так люба, что даже зверь… даже зверь на коленях пред тобой мечется.
И когда рык его дикий услышала, деревья к земле пригнулись, а языки пламени нас обоих накрыли и сплелись куполом. Я ощутила, как во мне горячо разливается его семя, слышала, как рычит, как сотрясается надо мной и во мне, вижу, как взвиваются столпы пепла ввысь и осыпаются черным снегом на наши тела.
А потом мы оба в пепле лежим, и небо над нами крутится в разные стороны, вращается, качается, и звезды с него словно мне в руки сыплются. Повернула голову, чтобы посмотреть на него… и как всегда вздрогнула от его красоты, от неожиданной близости этого великолепия ко мне. Его кожа по-прежнему поблескивает, словно под ней огонь спрятался и вот-вот вырвется наружу, а глаза светло-светло желтые с сонными полосками зрачков. Руку протянул и по щеке моей провел костяшками пальцев, потом к себе притянул, на грудь укладывая.
— Моя ты. Мне предназначена.
— А ты не верил, что твоя…
Усмехнулся.