— Сударь, — попросила старушка. — Помогите бедной женщине подняться на насыпь.
Разумеется, Перси подал руку. Очутившись рядом с юношей, старушка долго переводила дыхание.
— Благодарствую, добрый джентльмен, — наконец сказала она. — Я ходила в гости в соседнюю деревню и решила срезать путь. Да не те мои годы, чтоб весь день взбираться на кручи. А до мостков топать да топать…
Она с трудом подняла корзинку и, помогая себе клюкой, потащилась дальше. Перси поглядел на темнеющее небо, потом на скрюченную спину.
— Давайте я помогу, — предложил он, в два шага догоняя женщину. — Куда надо идти?
Сумерки уже сгустились и на небе замерцали звезды, когда Перси со своей неожиданной спутницей добрались до конца извилистой улицы. У маленького домика на окраине старушка остановилась.
— Ну вот и пришли, слава Господу, — борясь с одышкой, сказала она.
Дом был погружен в темноту. Сразу за невысокой оградой из булыжников начиналась пустошь, над которой черной тяжестью нависали склоны горы. Стояла полная тишина, только проснувшийся ветер шелестел засохшей травой.
Перси поежился и поднял воротник. Ночная свежесть пробиралась сквозь сюртук.
— Вы здесь живете? — спросил он.
— Да, сударь, — подтвердила старушка. — Это мой старый добрый дом. Знавал он и лучшие времена, как и его хозяйка. Но что было, то прошло. Как же мне вас благодарить-то?
Перси протянул ей корзинку. Его ладонь на миг соприкоснулась с узловатыми пальцами.
— Да вы, сударь, никак замерзли? — охнула старая женщина. — Рука-то ваша словно ледышка. Пойдемте-ка в дом скорее…
Перси запротестовал, но старушка продолжала уговоры:
— Погреетесь, чаю выпьете. Ведь в какую даль возвращаться. А у меня булочки свежие и… Тс-с!
Женщина смолкла, приложив палец к губам. Перси недоуменно огляделся.
— Что… — начал он.
— Они идут, — шепотом ответила старушка. — Они думают, что я не слышу, как они появляются. Но я-то всегда знаю, что они рядом.
Перси стало не по себе. Улица была пустынна, ни звука шагов, ни движения. Однако женщина все прижимала палец к губам.
«Может, она не совсем в себе? — подумал Перси. — Тихая безобидная сумасшедшая…»