Misterium Tremendum. Тайна, приводящая в трепет

22
18
20
22
24
26
28
30

– Почему же? Здесь все свободные, полноценные люди, отличные профессионалы. Капитан, штурман, матросы. Есть еще доктор и повар. Только Чан и четверо слуг не совсем свободны, – он выпустил струйку сигарного дыма, – и не совсем люди.

– Кто же они?

– Кохобы. Вы никогда не слышали такого слова?

– Нет.

– Хорошо. Я объясню. Кохоб – нечто среднее между домашним животным и человеком. Они легко справляются с примитивной работой. Они преданы хозяину, исполнительны, аккуратны. Мало спят, питаются простой дешевой пищей. Конечно, у них есть и недостатки. Так сказать, побочные эффекты. Некоторая истеричность, вызванная излишним усердием, ну и еще, их приходится стерилизовать, иначе они плодятся, как кролики.

Соня слушала и спокойно разглядывала лицо господина Хота. На самом деле он был не так уж стар. Лет шестьдесят, не больше. Вероятно, в молодости он страдал тяжелым фурункулезом. Шрамы на его лице напоминали следы оспы. Но вряд ли это была оспа.

– Господин Хот, вы сказали – побочные эффекты. Если я правильно поняла, эти ваши кохобы – результат каких-то опытов?

– Период опытов давно позади. За последние три тысячи лет технология производства кохобов не менялась. Никакой химии, наркотиков, никаких новомодных фокусов вроде нейролингвистического программирования. Всего лишь искусство делать больно, не прикасаясь, одним только психологическим внушением. Механизм воздействия одинаков, но результаты разнообразны, в зависимости от объекта. Примитивные особи легко превращаются в кохобов. У более развитых существ может возникнуть агрессия либо, наоборот, тяжелое депрессивное состояние, вплоть до суицида. Чем выше интеллектуальный уровень объекта, тем сложнее прогнозировать результат. Вы, конечно, помните, как сильно у вас заболела голова, когда вы ехали в поезде с Фрицем Раделом? Вы удивились, растерялись. А сейчас – разве не заболел у вас живот, когда глупышка Чан просил вас поклониться? Вы согнулись невольно, от боли. Вы поклонились. Верно?

– Хотите сказать, Чан, как Радел, способен причинять боль внушением?

Хот глухо рассмеялся. Зубы у него были мелкие, желтоватые. Улыбка обнажала бледные выпуклые десны.

– Хорошая шутка. Четыре—два в вашу пользу. Знаете, мисс Лукьянофф, вы все больше меня радуете. Честно говоря, я волновался перед нашей встречей. Вдруг вы окажетесь такой же непробиваемой, как ваш прапрадед? Кстати, Фриц был уверен в этом. Потому и действовал так грубо.

– Вы тоже, мистер Хот, не отличаетесь особенной деликатностью, – заметила Соня.

– О, простите. Я должен был вас проверить. Никому не верю на слово. Фриц – сторонник жестких методов. Он считает, что с вами не удастся договориться и вас придется ломать. Я ничего дурного в его методах не вижу, однако опыт показал, что они не всегда эффективны. Я убежден: в случае с вами залог успеха – ваше добровольное согласие, искреннее желание сотрудничать.

У Сони от холода стучали зубы. Ветер усилился, яхту качало, на верхушках волн появились белые барашки.

«Шторм, – подумала она, – яхта потерпит бедствие, капитан отправит сигнал SOS. Кто-нибудь приплывет на помощь, и я скажу, что меня похитили».

– Шторма не будет, – произнес Хот с доброй улыбкой, – ветер меняется, нас только слегка покачает. Надеюсь, вы не страдаете морской болезнью?

– Не знаю. Я впервые в открытом море.

Соня в очередной раз накинула на голову капюшон куртки. Капюшон постоянно сдувало, мерзли уши. Гердина вязаная шапочка была бы сейчас очень кстати. Но в кармане ее не оказалось. Она исчезла, вместе с сапогами, бумажником и телефоном.

– Мы уже в Атлантическом океане, – сообщил Хот, – скоро войдем в Бискайский залив.

Соня дрожала, зубы стучали, она продрогла насквозь. Хот не замечал этого. Ему в его шикарной шубе было тепло.