– Может, вы хотите воды? – тихо спросил доктор.
– Да, пожалуйста.
Он налил ей из хрустального кувшина.
– Вам надо сейчас больше пить, чтобы очистить организм. Почему вы ничего не едите?
– Как-то непривычно есть стоя. К тому же я хорошо позавтракала и еще не успела проголодаться.
– Я знаю, что в России вы занимались апоптозом. Мне было бы интересно поговорить с вами на эту тему.
– Только не за столом, умоляю! – Плоское лицо штурмана сморщилось в комической гримасе. – У вас, господа ученые, будет достаточно времени, чтобы поболтать всласть о ваших неаппетитных медицинских забавах.
Соня застыла с бокалом воды у рта, не в силах оторвать взгляда от лица испанца. Тонкая кожа двигалась так, словно под ней не было мышц. Глаза стеклянно блестели.
– Не пугайтесь, это результат пластической операции, пересадки кожи после сильного ожога, – прошептал ей на ухо доктор, – в юности Антонио был красавчик и донжуан. Одна горячая португалка плеснула ему в лицо кислотой. К счастью, глаза уцелели, и даже выросли новые ресницы. С тех пор Антонио избегает женщин.
Только сейчас Соня поняла, чем этот доктор так существенно отличается от остальных. У него чистое дыхание. Нет этого гнилостного запашка, слабого, едва уловимого, но омерзительного.
– А у господина Хота что с лицом? – спросила она шепотом.
Хот услышал ее и произнес с печальным вздохом.
– Черная оспа. Я переболел в детстве, во время эпидемии 1835 года.
– Когда, простите?
За столом засмеялись. Соня задала вопрос очень тихо, однако все услышали. Чан внес большую фарфоровую супницу и, поставив ее на стол, тоже тихонько захихикал. Смеялся и доктор, при этом он ласково поглаживал Соню по руке.
– Не огорчайтесь, вы скоро привыкнете.
– Какие вы бессердечные, господа, – сказал Хот, – эпидемия черной оспы не повод для смеха. Она была величайшей трагедией. В Марбурге умерло тогда несколько тысяч человек. Никогда не забуду чудовищные волдыри на своем теле. Мои родители скончались одновременно в мучительных корчах у меня на глазах. Прислуга разбежалась. За мной ухаживала старушка монахиня, она спасла меня и поставила на ноги. Мой добрый ангел, сестра Катерина, да покоятся с миром ее благочестивые кости!
Соня увидела, как по темным бугристым щекам Хота поползли две симметричные крупные капли. За столом воцарилась торжественная тишина. Пар поднимался над супницей. Черный мальчик застыл с фарфоровой крышкой в одной руке, с половником в другой. Застыл рыжебородый капитан, не успев донести до открытого рта вилку с ломтиком ветчины. Бывший донжуан штурман закрыл лицо ладонями. Казалось, даже пламя свечей замерло и розы перестали пахнуть.
Соня покосилась на доктора. Он стоял неподвижно, с бокалом в руке, смотрел прямо перед собой. Впрочем, она заметила, как он шевельнул бровью и скривил краешек рта.
Пауза длилась не более минуты. Тишину нарушил влажный хлюпающий звук. В углу сидел на корточках Чан, покачивался и всхлипывал.