Паруса судьбы

− Оставим перестрелку. Мы оба взяли не тот тон, сэр. Надеюсь, вы джентльмен и умеете не только колоть шпагой.

Американка покоряла Андрея всё более; ее открытость, яркие васильковые глаза, темперамент положительно располагали. Она выглядела совсем иначе, чем тогда, в табачном дыму в кармановской корчме. Ее тело, стройное, гибкое, таило в себе бездну обещаний. Капитан вдруг подцепил себя на том, что не в силах оторвать взора от глубокого декольте.

Мисс Стоун выдержала его взгляд, не смутилась, не покраснела, напротив, широко улыбнулась и тихо, так, чтоб не слышала Линда, сказала:

− О-ля-ля, господин Преображенский. Уберите глаза туда, где им надлежит быть. Я отнюдь не монашка, и всё же…

Такого бейдевинда Андрей не ожидал. Капитан мысленно чертыхнулся: «Ей ли глаголить, где им надлежит быть, когда сама вырядилась… Мертвого поднять возможно».

− Вы великолепно выглядите, мисс. Извините, право, не желал смутить вас. Так чем обязан?..

− Я была в правлении Компании, сэр, − бойко подхватила Джессика, − и знаю: ваше судно идет в Калифорнию. Умоляю, не лгите, что на корабле не найдется места для двух слабых женщин, капитан. − Она осеклась: длинные ресницы дрогнули, глаза наполнились слезами. Девушка молчала, закусив губу, покуда капитан, не в силах более наблюдать это, не взорвался:

− Бросьте геройствовать, мисс! Плачьте, если угодно… Что с вами? Скажете вы или нет?

Но мисс Стоун продолжала безмолвствовать, роняя слезы с пушистых ресниц.

− Мне надо домой, в Вермонт72, в Арлингтон73, очень… − едва слышно прошептали ее губы. Большие глаза раскрылись шире, с мольбой посмотрели на Андрея. − У маменьки желтая лихорадка…

Она промокнула батистовым платком щеки, на перфорированном, кружевном краешке которого Преображенский успел различить вышитые серебром инициалы: «А. Д. Ф.». Платочек исчез в высоком манжете.

− Да вам-то что? Дела до этого нет! − Джессика отвернулась, глядя на покачивающиеся палубы судов, которые образовывали на воде нечто вроде зыбкого, недолговечного редута.

− Зачем вы так, мисс? Нет никакой надежды? −спросил капитан. Он с сочувствием смотрел на американку. Она отрицательно кивнула головой, золотистые локоны взметнулись вокруг сырого от слез лица.

− В письме дядюшка сообщает: мама безнадежна. Боюсь, я встречусь уж… − Девушка не сумела договорить: душили слезы.

Она почувствовала, как сильные пальцы сжали ее плечи и слегка стряхнули. Мягкий голос раздался над маленьким ушком:

− Будет вам, мисс Стоун, платок мочить. Слезы − суета и сырость. Ежели вы не желаете, иль не в силах… ваше право не говорить боле… Я обещаю всё сделать для вас. На фрегате найдется два места.

Она доверительно прижалась щекой к его груди и затихла. Наконец-то ей удалось заставить разгореться его невозмутимую кровь. От этого русского офицера пахло морем, силой и табаком.

Душистая прядь коснулась его лица, и Андрею вдруг так нестерпимо захотелось поцеловать ее иль нежно провести по волосам ладонью, что он почувствовал, как испарина тронула его лоб. И он костил бестолковую Линду, у коей не хватало ума отвернуться и не мешать им, костил и себя за мальчишескую робость, так не свойственную ему в общении с женщинами. Ох, уж как невмоготу прикидываться спокойным да сдержанным, лукавить и врать, будто ему чуждо желание внезапно охватившей страсти. Ох, уж эти светские шоры: это негоже для дворянина, сие порочит честь офицера! «Господи, Боже мой! А я не могу и не желаю дурачить себя. Я просто хочу поцеловать ее, и всё тут!»

Джессика ощутила едва уловимое прикосновение к своим волосам и вздрогнула. В смятении она подумала, что, верно, капитан коснулся их губами. Знакомые тайные токи пробежали по телу. «Что со мной?» − ей не хотелось покидать его объятий − таких надежных и таких теплых.

Андрей почувствовал, как напряглось и будто собралось в комок ее тело. С тревогой он заглянул в глаза девушки. Нечто новое, дотоле незнакомое, объявилось в них, опасное для нее самой и для него. Андрей вспомнил утренний инцидент в корчме и подумал, что, видно, жуткие картины пережитого не дают покоя.