Скорость, с которой мы отправили на дно две пары судов, производит впечатление на остальных. Они передумали догонять нас. Одна пара вытаскивает из воды членов экипажей первых потопленных нами судов, а остальные разворачиваются в сторону своего острова.
— Право на борт! — командую я рулевому, а матросам: — После поворота ставим грот!
«Лидда» делает поворот оверштаг и, быстро набирая ход, гонится за удирающими врагами. При таком свежем ветре и только под главными парусами судно разгоняется узлов до десяти, что раза в два быстрее, чем движутся враги на веслах.
Первыми мы нагоняем пару, что спасала тонущих товарищей.
— Бить в первую очередь по гребцам! — приказываю я лучникам.
Что они и делают. Стрелять моим лучикам удобно, потому что расположены выше и могут спрятаться за фальшборт в случае ответа. Впрочем, врагам не до ответных действий, унести бы ноги. Стоит поразить одного гребца, как у остальных цепляются весла, сбивается ритм, судно рыскает и замедляет ход.
Мы проходим мимо остановившихся вражеских судов с наполовину или даже больше перебитыми экипажами, пока не настигаем самое резвое. К этому подходим вплотную. Мои лучники продолжают обстреливать уцелевших, которые прячутся за щитами, утыканными стрелами, а метатели дротиков готовятся к абордажу. Работавших с «дельфинами» я проверил в деле, теперь надо тем, кто поставлен на «ворон», и метателям дротиков приобрести боевой опыт.
— Завести «ворон» на вражеское судно! — командую я.
Бронзовый «клюв» тяжело падает на носовую часть, где есть палуба, и не просто втыкается в нее, но и частично разламывает. Я первым пробегаю по мостку и оказываюсь на вражеском судне. Оставшиеся в живых члены его экипажа, не более трети, сбились в кормовой части, закрываясь щитами от моих лучников. Я перепрыгиваю на банку, на которую прилег грудью дильмунец с курчавой черной головой, пронзенной стрелой, вошедшей в левый висок и вышедшей позади правого уха. Из обоих отверстий вытекала темная тягучая кровь и скапливалась на отполированной задницами банке. Между банками лежал на трупах воин, раненный стрелой в грудь, и смотрел на меня без страха и даже без интереса. У меня промелькнула мысль, что душа уже покинула его тело, но раненый еще не знает об этом. Я рассек саблей почти до середины кожаный щит на каркасе из прутьев, за которым прятался один из уцелевших дильмунецев. Щит, потеряв целостность, разошелся, образовав в повернутой вверх части широкий просвет, через который на меня смотрели из под надвинутого почти до бровей шлема расширенные от страха, светло-карие глаза. В тот момент, когда лезвие сабли приблизилось к шее этого воина, он сильно зажмурил глаза, из-за чего возле внешних уголков образовались лучики морщин. Я зарубил еще одного, после чего отшагнул, давая возможность метателям дротиков показать себя в деле. Они не метали дротики, а кололи ими в просвет между щитами и незащищенные части тела. Как только дильмунцы пытались защититься от дротиков, прикрываясь щитами, в них попадала стрела. Активного сопротивления не было, поэтому расправа длилась всего пару минут.
Оставив на захваченном судне двух человек, чтобы собрали трофеи и выкинули за борт трупы, мы взяли его на буксир, после чего сделали поворот фордевинд и пошли в обратную сторону. Следом за нами устремился косяк акул. Как только за борт буксируемого судна падал очередной раздетый труп, хищницы налетали на него все сразу и, взбаламучивая голубую воду, жадно рвали на части. Их становилось все больше, а драки между ними — всё ожесточеннее, несмотря на то, что трупов выкинули в море много. Мы расправились с остатками экипажей на всех вражеских судах. Я хотел, чтобы ни один дильмунец не добрался до берега и не рассказал, как именно мы разгромили превосходящего в несколько раз противника. Пусть мое оружие останется тайной для них. Неизвестное пугает сильнее.
54
Восемь трофейных судов в связке стоят на якорях неподалеку от острова Дильмун. К крайнему со стороны моря ошвартована «Лидда». Ветер убился, волны низкие, еле заметны. Солнце только поднялось на востоке, поэтому не очень жарко. Я в набедренной повязке сижу в кресле-качалке, сплетенном для меня лагашским умельцем, на корме в тени от грот-мачты. Тень узка, поэтому то левая часть моего тела, то правая оказываются на солнце. В руке у меня бронзовый кубок с финиковым вином. Я отпиваю маленькими глотками сладковатый напиток, напоминающий забродивший компот, и смотрю на четырех дильмунских купцов, которые только что подплыли на лодке и поднялись на борт судна. Они без оружия, но на всякий случай справа и слева от меня стоят воины с короткими копьями. У всех четверых набедренные повязки длинные, пропущенные под руку назад, а потом через плечо вперед, как в Шумере носят только энси, лугали, старшие командиры и очень богатые горожане. Видимо, в Дильмуне купцы и есть главная власть, потому что за их счет и живут почти все остальные обитатели острова. У старшего среди послов кожа темно-коричневая, как у раба, работающего под палящим солнцем с утра до вечера. Такая частенько встречается у мелуххцев, за что черноголовые презрительно называют их чернокожими. При этом негров величают просто черными людьми. Губы у старшего посла пухлые, словно накачанные гиалуроновой кислотой, и иссиня-черные, словно кислота оказалась паленой. Волосы на голове, брови, усы и борода черные, густые, кустистые и как бы растрепанные. Такое впечатление, что купца недавно возили мордой по мокрому столу, разлохматив волосяной покров, который так и высох по пути сюда.
Он первым приветствует меня на приличном шумерском языке витиевато и многословно, после чего сообщает о цели визита, как будто их может быть несколько:
— Салитис прислал нас узнать, чем мы прогневили великого лугаля, земное воплощение богини Нанше, и заключить с ним мир.
— Как будто ты не знаешь, чем вы меня прогневили! — иронично произношу я. — Именно вы, купцы, а не один только Салитис, исполняющий вашу волю. Всем уже надоело платить вам ни за что. Отныне мои купцы будут торговать у вас напрямую с любым, с кем захотят. Платить будут только обычные пошлины с продаж и портовые сборы.
— Тебе надо было сразу обратиться к нам, а не к Салитису, и мы бы сделали для твоих купцов исключение, — сказал купец.
Это он, конечно, загнул. Они бы поступили не умнее своего правителя, потому что тоже не поверили бы, что одно судно сможет отбиться от их могучего флота.
— Это было единственным моим требованием, когда я приплыл на переговоры. Мне отказали и посмели напасть на меня. Теперь условия будут тяжелее. Каждый год, начиная с нынешнего, вы будете платить мне металлами и жемчугом за то, что я не буду мешать вам торговать с другими странами, — сообщил я и перечислил, чего и сколько хочу.
В первую очередь меня интересовало олово. Его возили сюда из Мелуххи. Во вторую — медь, диорит и слоновая кость из Магана, который как я понял, находится где-то в Африке. Диорит — это твердый камень. Шумерские мастера изготовляют из него вазы, столешницы, статуи и инструменты для колки и обработки гранита, который менее твердый. Инструменты из диорита продают, в том числе, эламитам, которые возят нам гранит для строек. В третьих — красивый и дорогой жемчуг, выловленный возле Дильмуна, который стоит дорого и занимает мало места. Меня не покидает мысль, несмотря на очень прочное положение, что мое самозванство вдруг раскроют, что придется удирать налегке. К тому же, надо было наполнить тайник в спасательном жилете. Кто его знает, что ждет меня в следующей эпохе?! Может быть, все места лугалей будут заняты или народ окажется менее легковерным.
Затребованное мною количество жемчуга приняли дильмунские купцы почти без торга, а вот за олово и медь боролись долго, причем все четверо: как только один из них замолкал, в дело вступал второй, продолжая ровно с того места и на том эмоциональном накале, с каким закончил предыдущий. Даже с моим огромным опытом трудно было выдерживать их напор. В итоге сошлись всего на шести гу (около ста восьмидесяти килограмм) олова и восемнадцати гу (около пятисот сорока килограмм) меди в год. В этом году всё доставят на «Лидду», после чего я покину эти воды, а со следующего года привозить в Лагаш металлы и жемчуг будут мои купцы. Заодно дильмунские купцы выкупили захваченные нами суда. Тащить их в Лагаш было тяжело, а потопить — жалко, поэтому уступил суда по дешевке. Из полученного за суда взял себе треть, а из других трофеев только два бронзовых шлема. Остальное поделил между членами экипажа. Повоевали они славно, потерь не понесли, а врагов перебили много. Пусть станут богаче и вернее мне. Уверен, что желающих отправиться со мной в море в следующий раз будет больше. Пиратство — очень заразная болезнь, но часто со смертельным исходом.
ebooksa