– Ну вы даете… Надо же брякнуть такое!
– А чем конкретно я всех шокировала? – спросила Шарлотта.
– Я в том смысле… То есть можно подумать, будто вы оправдываете убийство эрцгерцога.
– Но если бы Австрия вздумала захватить Англию, вы бы и сами не отказались застрелить эрцгерцога, не так ли?
– Вы неподражаемы! – сказал Фредди.
Шарлотта отвернулась. Но чем дальше, тем больше ощущала, что лишилась голоса, – ее слов никто не слышал. И это начало злить по-настоящему.
Между тем герцогиня оседлала любимого конька.
– Рабочий класс вконец обленился, – заявила она.
А Шарлотта подумала: «И это говорит человек, который в своей жизни не работал ни дня!»
– Представляете? – вещала герцогиня. – Я слышала, что теперь за каждым мастером ходит подмастерье и носит инструменты. Уж свои-то инструменты можно носить самому? – вопрошала она, пока слуга с серебряного подноса накладывал ей в тарелку вареный картофель.
Приступая к третьему бокалу крепленого сладкого вина, она возмущалась, что пролетарии стали пить днем слишком много пива и потому не в состоянии нормально трудиться до вечера.
– Простолюдины нынче избалованы до неприличия, – продолжала она, краем глаза наблюдая, как три лакея и две горничные убирают со стола посуду после третьей перемены блюд и подают четвертую. – Правительство совершенно напрасно ввело все эти пособия по безработице, медицинские страховки и пенсии. Только бедность позволяет держать низшие классы в покорности, а именно покорность и есть для них высшая добродетель, – подвела она черту, когда они покончили с едой, которой хватило бы рабочей семье из десяти человек на две недели. – Люди должны в этой жизни полагаться только на самих себя. – Едва она это произнесла, как подскочил дворецкий, помог ей выбраться из кресла и проводил, поддерживая, до гостиной.
Шарлотта кипела от еле сдерживаемого гнева. И кто посмеет осуждать революционеров за то, что они стреляют в таких, как эта герцогиня?
– Наша хозяйка – изумительный образец человека старой закалки, – сказал Фредди, подавая Шарлотте чашку кофе.
– А по мне, так это самая омерзительная старуха, какую я когда-либо встречала! – ответила она.
– Ш-ш-ш… – У Фредди от смущения забегали глазки.
«По крайней мере теперь никто не скажет, что я с ним заигрываю», – подумала Шарлотта.
Переносные часы на каминной полке мелодично пробили три раза. Шарлотта чувствовала себя как в тюрьме. Максим уже ждал ее на ступенях Национальной галереи. Ей нужно было во что бы то ни стало выбраться из дома герцогини. Не покидала мысль: «Зачем я трачу здесь время вместо того, чтобы общаться с умным и интересным человеком?»
Член парламента объявил:
– Прошу прощения, но мне пора возвращаться в палату общин.