Меня казнят. Это скоро кончится, осталось потерпеть всего несколько часов, и я умру, наконец то. И имя мое затеряется в секретных архивах КГБ. Ханна Диамант будет стерта, как и Ставыло Екатерина Сергеевна. Не знаю, кто все-таки из этих двух мне противнее. Возможно, было поровну.
Снова хрип.
Ничего, еще немного и это закончится.
Обещанием им же и осталось. Даже то, что он попытался вытащить меня не отменяло факта всех деяний, что мы творили. Подставляли, убивали, резали, плели цепкие паутины интриг и заговоров. И даже если я всю жизнь простою на коленях перед святыми ликами, мне не удастся замолить ни одного из грехов. Что уж говорить о смерти тех партизан? Интересно, как там Полинка? Ее тоже не было среди собравшихся перед шахтой. У девочки было большое будущее: смышленая, обожающая все, что связано с инженерией. Она могла бы стать гением, если бы только поступила в университет. Мне хотелось верить, что Полина жива, что хоть кого-то мне удалось спасти из всей той, горячей на голову и необдуманные решения, братии.
***
В тот день было серо и мерзко. Задувал ледяной ветер, а сумерки еще только вступали в свои права. После похода по бесконечному коридору ее вывели на улицу. Заставили идти, все такую же босую и голую, по припорошенной снегом дороге с метров сто, наверное. Без наручников, без кандалов на ногах. Она слабо пошатывалась, спотыкалась, упала один раз, но окрик и тычок прикладом в спину сначала заставил упасть лицом вниз, а затем снова встать на ноги и поплестись дальше.
Потом девушку толкнули к стене, поставили на колени. Она поднялась, успела подняться и обернуться. Смотрела на них, своих палачей, их было пятеро размытых силуэтов. Не могла нормально видеть, все вокруг было размыто, глаза ныли - слишком долго ее держали в темноте и глаза даже спустя несколько минут не привыкли к яркому дневному свету. Жаль, не увидит солнце, не согреется в его лучах. Губы посинели, а ноги откровенно дрожали – все тело в увечьях, страшных ранах, а на лице не имелось ни единого живого места. Кое где виднелись следы от печатей – раскаленные, их припечатывали к некогда нежной коже, оставляя символы свастики, да и не только. Раскаленных жгутов тоже хватало. Впрочем, она это не помнила – Ронев был бесконечно прав, разведчица не помнила и половины того, что с ней творили и не заметила, как пролетел месяц.
Может стоило плакать, вспоминая его и все то, что они пережили вместе. Вспоминать, о чем мечтали, к чему стремились? Даже та странная и безумная о домике далеко-далеко в лесах, о покое и бесконечной свободе от всего и всех.
Катя Ставыло слабо улыбнулась, подняла голову, всматриваясь в бесконечное небо з свинцовыми тучами. А хорошая она – жизнь, все-таки. По крайней мере она успела сделать что-то хорошее, пусть и не для своей страны, но для мира в целом – Джек Смит останется служить, принесет массу полезных сведений, хоть и будет схвачен в 1944 годы, холодным декабрьским вечером. Степан же уже сейчас делал себе пояс смертника. Неделей позже отчаявшийся парень заявится в главный штаб и подорвет себя, забрав как можно больше нацистов с собой.
Прогремели выстрелы.