- Дьявол тебя раздери!
Ронев отчетливо понимал, что выдыхается. Что все чаще руки дрожат, а удары становятся слабее. Что еще немного, и он начнет заставлять себя не морщится от ее криков. Вчера эта свинья заставила снимать с нее кожу. И ему пришлось. Начал с рук – предплечья. Маленькими кусочками, а затем их же возвращал на место и прижигал. Разведчик был больше чем уверен, что большую часть зверств девушка просто не помнила. Они успели держать ее, пока с двух сторон две мощные лампы нагревали голову, успели окатывать ледяной водой, вкалывать наркотики, пока Катя была без сознания. Раух надеялся, что это помутнит сознание и русская заговорит.
- Наших не знаешь, свинья поганая! – проорал он в тишину леса, - Не знаешь!
Пнув посильнее еще раз колесо несчастного ауди, Степа в очередной раз выматерился, распахнул дверь, сел на водительское сидение, захлопнул и опал на руль, сжимая баранку покрепче.
До скрежета зубов ненавидел. Не понимал, презирал, а все равно каждый день не по разу выдавал это поганое «Heil Hitler», вскидывая руку. Все равно шел в кабак с вынужденными сослуживцами, поднимая тосты за победу Германии.
- Ничего, гнида, - бормотал Степа, роясь в бардачке, - Ничего… Достал, сил моих больше нет…
Ставыло бы не одобрила однозначно. Назвала бы идиотом, перехватила сейчас эти дрожащие руки и мягко попросила прекратить пороть горячку. Пороть. Глаз дернулся, а с губ слетела усмешка. Нервы сдали. Его все доконало.
Падал снег. Тишина. На площадке перед тюрьмой совсем нет людей, даже караул куда-то подевался. Возле входа в подвальный помещения, спиной к улице стоит фигура. Совсем одна.
Парень оставил машину там же, шел пешком несколько километров. С собой имел только чемодан, который невесть зачем взял. Наверное, привычка психопата, который жил в нем. Эта шляпа от части тоже была его, как и серый плащ. Он решил, что не будет убивать его в поганой форме. Степан медленно опустил на землю чемодан.
Сегодня дежурство Рауха, если можно так назвать. Если он услышит вопль – обязан прийти, разведать, не желает ли пленник сознаться в чем-либо. Кроме Кати их там еще около двадцати, но пытать довелось только пятерых. Два англичанина, остальные немцы, подозреваемые в связи с коммунистами. Курит эта сволочь всегда здесь – черный ход. Ведет к дороге «к стенке», не через парадный же взъезд гнать заключенных на смерть.
Снег не хрустел под сапогами, походка его была совершенно бесшумной, а в рукаве сверкнуло тонкое лезвие ножа. Катя ножи терпеть не могла, ей никогда не нравился их блеск. Рыжая предпочитала огнестрельное оружие, а холодное носила на самый крайний случай.
За эти две недели он успел излазить здесь все, что было в до ступе. Знал все обходные пути.
Фонарь мигнул желтым светом и Ронев замер. Искал подвох, ловушку потому что не может знаменитый полковник Фридрих Райх вот так вот беззаботно стоять и самозабвенно курить. Этот просчет будет стоить ему слишком дорого и главное – болью Ставыло. Ей обязательно расскажут, что поймали еще одного русского, и вот странность, он то ее и мучал!
Но разведчик не из тех, что станет окликать врага и вызывать на честный бой. Не сейчас. Не его.
Не эту скотину, которой надлежит просто на просто перерезать глотку.
"Ты убивал"
Нож оказывается в руки и перекручивается. Он берет за рукоятку поудобнее.
"Ты приносил боль"
Тяжелый взгляд серых глаз сверлит бритый затылок и улавливает каждое движение. Каждый вдох, когда плечи едва заметно приподнимаются и опускаются.
"И мне жаль, что ты умрешь быстро"