Последний живой

22
18
20
22
24
26
28
30

— Хм. А вот я понимаю. Вас погружали в гибернацию после второго этапа?

— Да, ну и что?

— В твоей блондинистой головке есть мозги? Пошевели ими немного.

Сотка заметно оскорбилась, но последовала совету и через несколько секунд выдала:

— Мы из разных партий. С разных сезонов шоу, или как это назвать…

— Бинго. Сколько бегунов выжило после второго этапа?

— Тридцать семь.

— А у нас — двадцать пять. Выходит, после отдыха всех погружают в гибернацию и мы спокойно спим, дожидаясь, пока наполнится состав для третьего этапа, — сказал я.

— Вау, — кажется, сотка была удивлена открывшейся информации. Признаться, я тоже, хоть и не показывал этого. — И сколько же мы проспали?

— А вот этого тебе никто не скажет. Может, шоу проводятся каждый день, а может, раз в неделю или в месяц. Сколько выживет бегунов на втором этапе — не угадаешь. Так что мы вполне могли быть заморожены ну, скажем, полгода. Или год. Но это вряд ли. Зрители успели бы забыть героев прошлых шоу, а меня точно помнят. Поэтому уверен, что не больше месяца.

— Пиздец, — брякнула сотка, и от грубости, исходящей из столь нежного на вид ротика, я ощутил мимолетное возбуждение. Люблю, знаете ли, когда девчонки говорят грязные вещи.

— Согласен. Ну ладно, от собак я тебя спас. Если увидимся на финише, с тебя минет, — я повернулся, чтобы уйти.

— Подожди! — бегунья схватила меня за руку.

— Отпусти, — мой голос лязгнул, как обнаженный клинок, и пальчики сотки мигом разжались.

— Извини, я просто… можно с тобой?

— Нет.

— Ну пожалуйста, — замурлыкала сотая, превращаясь из испуганной дурочки в дурочку-обольстительницу.

В грязном комбинезоне и побитым лицом трудно быть соблазнительной, но у нее получалось. Язык тела, тембр голоса, взгляд — все вместе это заставляло ненужные сейчас гормоны наполнять мою кровь.

— Вместе доберемся до финиша, а там ты получишь все, что захочешь, — проводя ноготком по моей щеке, продолжала бегунья.

— Слушай, у меня мозги на месте, а не между ног. Свали, пока не прикончил.