Рашида повернулась, показывая на фонтан и цветник. Тетушка и невольница в ожидании стояли на прежнем месте.
– Его приказал разбить мой отец, упокой Аллах его душу. Чтобы возместить, как он сказал, те времена, когда у его прапрапращуров были перед глазами только камни да песок. Я гуляю по нему каждое утро. – Она показала на кувшин, который рабыня прижимала к груди. – А потом сижу здесь под портиком, читаю…
– Простите, что занял ваше место.
– Ну что вы… Какие пустяки, не беспокойтесь.
– Эмир рассказал мне, что вы много читаете. И совершенствуетесь в каллиграфии, копируя суры.
– Вас это удивляет?
– Немного.
– Разве в христианских странах нет женщин, которые занимались бы тем же?
– Боюсь, что трудновато сыскать таких.
Оценивающе рассматривая его, она помолчала, прежде чем продолжить:
– Ваша жена ведь читает?
– Разве что молитвенник.
– А писать умеет?
– С грехом пополам… Она из аристократической семьи.
– Вы, значит, заключили выгодный брак. Слышала, что вы-то были незнатным и небогатым
– Был. И боюсь, госпожа моя, что таковым и остаюсь.
– Зовите меня Рашидой.
– Я предпочитаю обращаться к вам как раньше.
Женщина еще на миг задержала на нем ничего не выражающий взгляд, а потом уселась в креслице. При этом из-под подола ее шелкового платья показались босые смуглые ноги, выкрашенные синим и красным, мелькнули золотые обручи на щиколотках. Перехватив его взгляд, она снова улыбнулась:
– В Коране сказано, что женщина, открывающая ноги свои до лодыжек, совершает грех… Как вы считаете?