– Как всегда. Но на это раз нам – три пятых. Одну пятину – нашему королю Альфонсу, другую – Мутаману.
Послышались недоверчивые возгласы.
– Да неужто мавр пошел на это?
– Ничего другого ему не оставалось.
Руй Диас дал им время переварить эту новость. Урезать их долю – то же, что подергать за бороду, но делать нечего – каждый обязан взять на себя часть этой ноши. Слишком уж гладко все идет.
– От нашего лагеря до Сарагосы – пол-лиги, – сказал Минайя, меняя предмет разговора. – Можно будет отпускать туда наших?
– Тут скоро откроют всякие ларьки со съестным и вином, чтобы не надо было таскаться в город, однако там не нальют ни капли до полудня и после захода солнца. А если кто напьется – особенно на глазах у мусульман, – будет сурово наказан.
Бойцы снова переглянулись, и Минайя продолжал гнуть свое:
– Все же насчет города, Сид… Время от времени надо будет сходить…
– Мне стычки и драки не нужны. Ходить будут только мелкими партиями – и по делу: запастись провизией или выполнить мой приказ. Это всех касается. – Он строго оглядел своих помощников. – И вас тоже.
И замолчал, давая возможность осмыслить сказанное. Потом сделал еще более суровое лицо:
– А кто все же окажется в Сарагосе, должен уяснить себе и запомнить накрепко: к женщинам не приставать, в мечети не соваться, платить без разговоров, сколько скажут, и вообще вести себя учтиво, кто бы перед вами ни оказался – мавр, иудей или мосараб.
– Кстати, насчет женщин… Говорят, там целый квартал такой есть… – заметил Мартин Антолинес.
Лица расплылись в улыбках надежды и упования. Руй Диас покосился на монаха, который с безразличным видом теребил свой цингулум, словно внезапно лишился слуха.
– Запрещаю соваться туда.
– Позволь, Сид, как же это так?.. – разинул рот Мартин Антолинес.
– Не позволю. Неподалеку от лагеря поставят барак, где поселят сколько-то женщин.
– Мавританок?
– Здесь других нет.
– М-м-мне н-нравятся мавританки, – сообщил Педро Бермудес.