– Мы тут беседовали с вашим братом.
– Понимаю…
Рашида задумчиво протянула это слово и улыбнулась – похоже, каким-то своим мыслям. Под ослепительным сиянием, заливавшим сад, зелень глаз казалась совсем прозрачной. И это подчеркивало смуглоту лица – слишком темного для христианки, но слишком светлого для мавританки.
– Готовили победоносный поход?
– Ну, что-то в этом роде… «Если Всевышнему будет угодно», сказал он.
– Имя Аллаха не сходит у Мутамана с уст. Он очень набожен. – Рашида поглядела с игривым любопытством. – А вы?
– В меру.
– Молитесь?
– Читаю свои молитвы, как люди вашего племени – свои.
Она перевела взгляд на карту. И палец с длинным выхоленным ногтем задвигался по горам и долам. Руй Диас отметил, что руки у нее тонкие и ухоженные, тыльные стороны ладоней расписаны узорами из хны, пальцы унизаны кольцами, а на запястьях при каждом движении сверкают и позванивают браслеты.
– Вы, наверно, скоро отправитесь воевать?
– Это зависит от воли вашего брата.
– Понимаю… – повторила она.
Она с задумчивым видом склонила голову набок, продолжая с откровенным и дерзким любопытством в упор смотреть на Руя Диаса. А тот чувствовал, что от ее кожи или плоти исходит сквозь шелк ароматное тепло – и это не благовония.
– У вас в Кастилии жена?
– Да.
– Как же иначе… – Вновь дрогнули в улыбке ее губы.
Красиво вырезанные, чувственные и пухлые, они вселяли в кастильца смутное волнение. Он подумал о Химене. О ее холодной и неяркой красоте истой астурийки. О ее почти по-монашески сдержанной замкнутости. О том, как давно уже он пребывает вдалеке от Сан-Педро-де-Карденья. От Химены и дочерей. Как давно не прикасался к женщине.
– Вам нравится сад?
– Очень.