— Ну, уж нет, — помотала головой Бабка, — мы в гадюшник не полезем. Пусть уж сами. Сколько, примерно, до администрации?
— Километра два с половиной.
— Значит, всё чисто. Я же говорила — все твари в Дмитриевку попрутся. Попутного им ветра…
Покатили не спеша по Железнодорожной, повернули на Сабирзянова и осторожно, бесшумно и безмолвно, поехали в сторону администрации. Повернули на Первомайскую и тут Бабка затормозила.
— Объехать можно?
— В принципе — да. Вернуться немного назад, и направо, по Советской выйти на Отрадную.
Аккуратно развернулись и покатили в объезд. Огибая на Советской брошенные автомобили, докатили до гостиницы и снова — стоп.
— Какая–то сука сюда прётся. Вон оттуда, — Бабка указала на пятиэтажки. — Отступаем.
Развернулась, и так же неторопливо, пошелестела в обратном направлении.
— Ускорился, тварь!
Багги добавила скорости.
— Да он с даром ментата, гадина! Он нас чувствует.
Пашка встал за пулемёт. Приготовился.
Уже подъезжали к повороту направо, на выезд, когда между домов, задев угол пятиэтажки, нарисовался… Или — нарисовалась… Тварь. Как минимум — рубер. Вот это была животина!
Бабка сказала как–то спокойно:
— От этого мы не уйдём, даже без прицепа.
Зверюга представляла из себя пародию на собаку… Или кошку… Поджарая, гибкая, на длинных когтистых лапах, покрытая мелкими бляшками брони, ростом с лошадь. Такое даже издали увидеть — всю оставшуюся жизнь будет сниться. А тут — вот она, в пятидесяти метрах.
На голове у существа места, свободного от рогов, просто не было. А длинные и очень острые зубы–ножы, предназначались явно не для пережёвывания морковки. В пасти у зверушки вполне мог поместиться небольшой подросток… Или Машка.
Скорый прижал приклад и ждал.
Скотина вылетела на асфальт и, проскользив юзом метров пять, ускорилась вслед за пепелацем. Так стартанула, с пробуксовкой, что из–под когтей полетели куски дорожного покрытия. И начала стремительно приближаться.