Бабка удивлённо помотала головой.
— Такого я ещё не видела… О таком, я даже не слышала! Тут не бывает затмений. Никто об этом не говорил… Не пойму…
Температура явно падала. Не резко, но явственно.
— А чё тут понимать! — объяснил Шило. — Кончилось кино, ребята. Всё, приехали… Лавочка закрывается.
— Ты думаешь — Улей умирает? — уточнил Короткий.
— Да твою же мать! — возмутилась Бабка. — Только всё налаживаться начало… Тьфу ты…
Потом спохватилась:
— Господи! А Анечка?! Анечка–то как?! Господи!! — Она затормозила машину. — Ну, зачем же — так вот?! А?!
Под печальный хор тварей, Пашка второпях расстегнул рюкзак и выхватил оттуда плащ–палатку. Следом вытащил спальный мешок. Кинул его в сторону Бабки.
— Бабка! Залазь!
— Зачем? — заупрямилась женщина.
Шило молча поднёс к её носу свою кувалду–кулак. А Короткий неожиданно зашипел:
— Быстро, марш в мешок! Твою мать!
— Ещё палатки есть? — спросил Пашка. — Доставайте.
Достали ещё два брезентовых полотна.
— Накидывайте на дуги.
А сам помчался к багажнику. Рванул полик, вытащил чехол дождевик и начал раскатывать сверху на растянутые палатки.
Все занялись делом.
Пока Пашка с помощью Короткого зачехляли пепелац, Шило достал запасную одежду себе и Короткому и напяливал сверху второй комплект.
На улице уже пар шёл изо рта, а солнце Улья потускнело примерно втрое, а то и больше.