Но банкир вдруг обезумел.
— Это же… это же Ли Фактор! — Кровь прилила к его щекам. Он лихорадочными движениями стянул краснобелый пиджак, отцепил бабочку и поудобнее уселся перед микрофоном. Теперь он выглядел очень даже воинственно и, кажется, в самом деле надумал толкать речугу. — Я готов, Джек. Черт с ними, с пленками. Но демократов мы разнесем в пух и прах.
Фактор, как мотылек, бился о стеклянную дверь. Полицейские с трудом его оттаскивали.
— Значит, вы все-таки выступаете? — завопил, потеряв терпение, Фейгенбаум и собрался нажать какую-то кнопку.
— Да, я хочу выступить, — твердо заявил банкир.
— Не-ет! — завопил я. — Нет! Ни в коем случае!
— Джек, я обязан! Я хочу!..
— Хотите сделать Анну посмешищем для всей Америки? Вы что, совсем спятили?
Оставалось двадцать секунд. Фактор прикладывал ухо к двери, пытаясь услышать, о чем мы спорим.
— Нет, нет и нет! — кричал я, размахивая руками.
— Джек, — убеждал меня Сэвидж, — это же Ли Фактор! Вот он стоит здесь, прихвостень ФДР! Это же верная победа на выборах! Мы победили!
— Он принес фильмы, олух вы несчастный! — заорал я, уже не владея собой, подбежал к двери, отпер ее и, как щенка за шкирку, затащил Фактора в студию. Он весь трепетал, лицо у него было мокрое от слез.
— Пленки здесь? — Я нагнулся к коробке.
Он обреченно кивнул. Я открыл коробку и вытащил бобину. Отмотал два-три фута и посмотрел на свет.
Десять часов. Ровно.
Именно в этот миг я увидел прелестнейшие и крутейшие титечки Анны Сэвидж, дочери председателя правления Ассоциации и так далее и тому подобное. Анна изящным движением стягивала трусики. А в следующем кадре демонстрировала бедро. А в следующем — ложилась на кровать…
Я кашлянул.
— Это Анна, — сказал я Сэвиджу.
— И смотреть не хочу. Уничтожьте это.
Я повернулся к Фактору: