Большая чистка сорок четвертого года. Кот привратника

22
18
20
22
24
26
28
30

— Спасибо, что впустили, Джек, я этого не забуду. — Он сел на кушетку в гостиной, снял шляпу и пригнул пониже колпак настольной лампы.

Я все еще не вполне проснулся, стоял как истукан и хлопал глазами.

— Сейчас сварю кофе, — наконец сообразил я и, как сомнамбула, двинулся в кухню, волоча по полу кисти халата. Залил в чайник воду и поставил его на сильный огонь, а сам украдкой высунул голову из кухни — чем там занимается Ол Рубин в мое отсутствие? Маленький и угловатый, он продолжал сидеть на кушетке, не изменив позы. На нем были черные брюки, спортивная рубашка и спортивная же куртка. На мизинце перстень. Черные и довольно редкие волосы аккуратно зачесаны набок, но при первом же дуновении ветра выяснилось бы, что он почти такой же лысый, как и мистер Ливайн (это я отметил не без удовлетворения). Лицо широкоскулое, нос перебит неоднократно, губы толстые, а глаза бегают. Короче, внешность мелкого жулика. И вот он появился в моей квартире в три часа утра и сидел на кушетке, отдуваясь, как участник соревнований по марафонскому бегу, и все потому, что неожиданно для себя самого ввязался в игру, для которой кишка у него оказалась тонка, вот какая незадача. Выглядел он весьма жалко. Все приглаживал пятерней жидкие волосенки. Потом попытался закурить, но никак не получалось зажечь спичку — руки тряслись.

Засвистел чайник, и я поскорее снял его с конфорки, пока миссис Фрейндлих — этажом выше — не проснулась и не принялась биться головой о трубу парового отопления. Кипятку хватит на восемь чашек — как раз до рассвета.

— Рубин, вы любите покрепче? — крикнул я из кухни.

— Да, и без сахара. Зовите меня просто Ол.

— Ол так Ол. — Я методически расставлял на подносе чашки и блюдца, стараясь сосредоточиться, а потом спросил неожиданно — есть такой прием:

— Ол, так кто же вас преследует?

Рубин вздрогнул, сунул руки в карманы, потом вытащил, снова засунул, и так три раза кряду, как заведенный.

— Джек… вы позволите называть вас «Джек»?… — На его лице появилась улыбка, которая тотчас превратилась в жалкую гримасу. — Я не могу так разговаривать, когда вы там, а я здесь, как две канарейки в разных клетках. Идите сюда, тогда и поговорим.

Я не мог мысленно не согласиться, что он прав, и сел на стул в кухне, прислушиваясь к бульканью кофе в кофеварке и глядя в окно.

Ночь была теплая, и луна плыла над крышами Санни-Сайда. На улице было тихо, ни машин, ни пешеходов. И мне невольно подумалось, что жизнь не так уж плохо устроена, как иногда кажется. Во всяком случае лично мне грех жаловаться. Живи я в Лондоне, видел бы сейчас в окне только руины. Единственное на данный момент неудобство заключается в том, что в моей гостиной сидит насмерть перепуганный мошенник. Я наполнил чашки дымящимся кофе, положил себе ложечку сахара, поставил на поднос еще и кофейник и благополучно доставил все это хозяйство в гостиную. Я уже окончательно пришел в себя.

— Так кто же вас преследует, Ол, и почему вы пришли ко мне? — Я поставил поднос на стол, расположился справа от кушетки и закурил «Лаки».

— Можно я сперва отвечу на второй вопрос, Джек? — Он опять попробовал улыбнуться и опять у него это не получилось. — Пришел потому, что одна подруга в Смиттауне дала мне знать, что вы приезжали. Я оставил ей пятьдесят баксов и номер телефона, чтобы звонила в случае чего.

— Хм, я дал ей всего пять.

— Поэтому она и позвонила не вам, а мне.

Он обнажил зубы, желтые, как кукурузные зерна, — ну вот мы и улыбнулись. Видите, как просто и совсем не больно. Ну-ну, не надо стесняться.

Я пожал плечами. А что мне оставалось делать? Он был прав.

— Может быть. Не имею в виду ничего дурного, но по ней не скажешь, что она привыкла назначать цену.

— Это верно. — Рубин поднес чашку к своему перебитому носу. — Ого, какой аромат!