— Это имеет какое-то отношение к той стрельбе в вашем кабинете?
— Вы имеете в виду те детские хлопушки?
— Ну да, хлопушки, конечно, хлопушки. Значит, я угадал?
— Возможно, Эби, возможно. А теперь отвернитесь. В окне напротив прелестная девушка. Поулыбайтесь ей.
— Я только этим и занимался целое утро. А потом лег на диван и уснул.
Он почувствовал, что мне не до шуток, и медленно отошел к окну. Он вообще все делал медленно.
Друзья звали его славным малым, а это в шоу-бизнесе означает, что ты — конченый человек.
Я напечатал текст на трех бланках, проверил, нет ли опечаток.
— Вот и все, Эби. Спасибо. Извините за беспокойство.
Он проводил меня до двери:
— Пожалуй, я снова прилягу.
Вернувшись в контору, я на своей машинке отбил еще письмецо лично Ли Фактору:
Вот так — коротко и ясно. И не без юмора. Я даже погладил себя по голове. Потом сунул бланк и письмо в конверт, надписал: «Ли Фактору, „Уолдорф Тауэрс", срочно», надел шляпу, запер дверь конторы и вышел на улицу.
Было пасмурно, небо затянули такие темные тучи, что некоторые автомобили двигались с включенными фарами. На такси я домчал до «Уолдорф Тауэрс», умудрился, никем не замеченный, опустить письмо в почтовый ящик в вестибюле, купил там же газету, выскочил на улицу и успел, перебежав дорогу, нырнуть в кофейню до начала ливня. Тяжелые капли забарабанили по стеклам.
— Ничего себе! — сказала рыжая молоденькая официантка, поглядев мимоходом в окно. Пудра, румяна, в глазах — мечта о женихе-миллионере. Хлопнуть, что ли, девчонку пониже спины, чтобы вся эта дурь с неё слетела? — Сейчас народ сюда валом повалит.