— Допустим, я хохмач, но все же советую представить, что случится, если Сэвидж придет на радио и чистосердечно расскажет о проделках своей несовершеннолетней дочурки, которая, кстати, уже повзрослела и остепенилась, а заодно о том, как Демократическая партия шантажировала его жалкими пленками с порнухой. Думаю, авторитет Рузвельта пошатнется. Фактор, вы в капкане, и сами это понимаете. Тащите пленки, вам же легче будет. Избавитесь от лишних хлопот.
— Не дождетесь! — прошипел он. — Пленки останутся у нас. И выступить Сэвиджу мы не дадим, понятно?
Фактор бросил трубку, и мне, честно говоря, это не понравилось. Он был из тех, кто с ослиным упрямством держится до последнего. Как гангстер, отстреливающийся на крыше. Или капитан на мостике тонущего корабля. Да уж, капитан… Фактор был способен просто порвать мое письмо и никому о нем даже не заикнуться.
Я позвонил в «Уолдорф Тауэрс» и попросил соединить меня с генералом Редлином. Через минуту медовый женский голос спросил:
— Вам кого?
— Генерала, мое солнышко.
Она хихикнула совсем по-девчоночьи и, прикрыв микрофон ладошкой, шепнула:
— Он не в форме.
— Скажи ему, чтобы натянул портки и маршировал к телефону. Джек Ливайн вышел на связь.
Она продолжала хихикать:
— Судя по голосу, вы в моем вкусе. Такой крутой… Генерал, это какой-то Джек Левин!
— Ливайн, — поправил я ее. — Как в словах «Голливуд» и «вино».
— Вы из Голливуда?
Редлин взял трубку.
— Привет, Ливайн, — пролаял он.
— Кто это у вас там, генерал? Открыли третий фронт?
— Вы для чего позвонили? Просто потрепаться?
— Нет-нет, я звоню, чтобы оказать услугу. А то у вашего Ли Фактора с головой не в порядке.
— Последнее время он очень нервничает.
— Вчера он в меня даже стрелял. Таких людей в армии называют нервными?