— Не падаете духом? Напрасно. Я-то никуда не делся, а звоню просто для того, чтобы порадовать вас приятной новостью. Вы, конечно, правильно рассчитали — Редлин был слабым звеном. Он солдат, а не политик, его можно взять на испуг.
— Не то, что вас.
— Черт побери, вот именно, не то что меня! Я буду стоять до победного конца!
— Рискую повториться, Ли, но нужно быть последним кретином, чтобы успех в предвыборной борьбе поставить в зависимость от пленок с голой девчонкой.
Это просто глупо.
— Может быть, и глупо, но выступить Сэвидж не осмелится.
Неужели вы всерьез верите в то, что говорите? Нет, у вас действительно не все дома.
Он саркастически — так ему, наверное, показалось — засмеялся:
— В доказательство того, что я не склонен шутить, вот вам еще одна неожиданность: Уоррен Батлер назначен послом в Парагвай и позавчера туда отбыл. Теперь понимаете, на какие рычаги я способен нажать, если потребуется?
— А тамошние юноши предупреждены? Боюсь, что с приездом Батлера они сильно поголубеют.
— Ливайн, а вы, оказывается, моралист! Впрочем, все частные детективы таковы: снаружи этакие крутые циники, а если копнуть поглубже — старые девы, да и только.
— Нет, вы определенно рехнулись, Ли. Примите мои соболезнования. И заодно холодный душ.
— Спокойной ночи, — пожелал он мне зловещим голосом.
XXIII
Четвертого июля, в восемь часов вечера, Сэвидж сидел у меня в конторе и повторял срывающимся голосом:
— Я знал, знал, что так оно и случится. Мерзавцы понимают, что мы не посмеем выступить.
Банкир безуспешно пытался раскурить трубку, она у него все время гасла, он зажигал спички одну за другой. Я вспомнил, как сто лет назад на этом же месте сидела его дочь, мнимая хористочка Керри Лэйн. Круг замкнулся.
— Итак, вы решительно отказываетесь от выступления?
Он смертельно побледнел — даже волосы у него, кажется, стали белее.
— Но ведь мы до сих пор не купили эфирное время!