— Мы согласные, наша блатная республика присоединяется к вашей Советской. Только чур — в задницы иголками не тыкать.
Теперь расхохотались рабочие за вагоном. И этот смех окончательно успокоил беспризорников. Они сами раскидали проход в баррикаде, сгрудились возле Тихона.
— Все тут? — оглядел Тихон чумазых граждан блатной республики, одетых в бабьи кофты, рваные пиджаки до колен, солдатские шинели до пят и в такое рванье, которому даже названия было не подыскать.
— Бени-шулера нет и еще троих пацанов: Воблы, Дылды и Чинарика, — сказал Пашка.
— А где они?
Мальчишка шмыгнул носом, не ответил.
— Они в штабе втолую ночь в калты лежутся, — пропищал кто-то из задних рядов.
На говорившего зашикали, кто-то, видимо, ударил мальчишку, он всхлипнул. Тихон, как ни вытягивал шею, не разглядел его.
— А может, не надо их, товарищ чекист? — обратился Пашка к Тихону.
— Что не надо?
— В Советскую республику брать, все равно сбегут. И нам попадет, что сдались. Они фартовые, с настоящими урками водятся.
— А ну, веди, Пашка, — решил Тихон. — Брать, так всех.
Мальчишка неохотно поплелся к высокому завалу из шпал, колесных осей, искореженного металла. За ним Тихон, Коркин, еще двое рабочих.
Возле деревянной теплушки с наглухо забитыми окнами Пашка остановился, показал на нее пальцем:
— Сами идите. Еще пальнут сдуру…
Тихон с подножки открыл дверь, вступил в тамбур, осторожно открыл вторую дверь. Дальний угол теплушки был отгорожен рваной дерюгой, сквозь дыры струился свет, доносились возбужденные голоса:
— Себе!
— Восемнадцать!
— Ставлю шпалер!
— Срежь!