— Я агент по снабжению, насчет фуража. Может, в дом пригласите?
— Можно и в избу, таким гостям завсегда рады, — неожиданно улыбнулся хозяин, и в голосе у него была скрытая ехидца. Оглядев Тихона с ног до головы, тем же ехидным голосом уточнил: — Значит, фуражу надо?
Тихон насторожился: что-то уж больно быстро изменилось настроение хозяина.
Через темные сени, где пахло мукой и куриным пометом, прошел за мужиком в избу. Посреди комнаты скобленный косарем стол, к русской печке пристроен голбец о ухватами, на шестке чугунки, пустые кринки. За печкой кровать на струганых деревянных столбиках, накрытая линялым лоскутным одеялом. В красном углу, под образами, висел на гвоздике артиллерийский бинокль.
Заметив удивленный взгляд Тихона, хозяин пояснил:
— С фронту принес. Другие, значит, с винтовкой вернулись, а я с биноклем. Присаживайтесь на лавку. Может, голодны? Так я угощу.
— Спасибо, спасибо. Я сыт, а вот устал порядком. Мотаешься по губернии из конца в конец.
— Оно, как говорится, волка ноги кормят.
Хозяин стоял у печки и смотрел на Тихона с усмешкой, но не зло, а скорее лукаво.
— За овес платим рыночной ценой. На деньги не хотите — договоримся на соль или ситец, — под этим насмешливым взглядом Тихон был вынужден заговорить о «деле».
Мужик весь подобрался, вздохнул:
— Тень на плетень наводите. Из Чека вы!
— Постой, постой! — деланно удивился Тихон. — Ты чего, дядя, городишь?
— Эх, товарищ! — сказал мужик о укоризной. — Чего городить-то? Я тебя по край жизни буду помнить, ведь ты меня из-под расстрела спас. Так что не хитри ты со мной, товарищ Вагин, или как там тебя сейчас зовут.
— Жохов?! — обрадовался Тихон, только сейчас узнав мужика. — Никон Ипатьевич?
— Я самый.
— Полный Георгиевский кавалер?
— И это точно.
— Ну, извини, Никон Ипатьевич, не признал. Ведь у тебя раньше бородища была.
— Сбрил я ее, товарищ дорогой. А то с ней уж больно вид замшелый, — обмяк, подобрел мужик.